В той части Ликвальских болот высота отдельных деревьев превышала пятьдесят метров. Поднявшись над ними, лейтенант принялся скрупулезно обследовать весь изумрудный массив, простиравшийся под ним до самого горизонта. Внизу мелкими букашками возились оставшиеся земле пигмеи, кто-то прилег под прохладной сенью густой листвы, кто-то достал из корзинок куски жареной свинины и, поделившись с другом, утолял подступивший голод. В его сторону никто не смотрел, да и невозможно рассмотреть абсолютно невидимого человека, да еще так высоко в небе.
Когда взял курс на юго-восток, через несколько секунд полета Михаилу на мгновение показалось, что внизу что-то блеснуло. Снизившись, он едва разглядел фюзеляж зарывшегося в непролазную чащу самолета. Приземлившись возле останков Ан-12, Кремнев поразился правоте слов африканцев – джунгли почти полностью проглотили то, что когда-то именовалось носовой частью «Аннушки». Так все буйно затянулось неистовой зеленой биомассой.
Вновь взвился над чащей и стал пристально вглядываться в кроны сиявших на солнце влажных деревьев, росших неподалеку. Действительно, так стремительно зарубцевались нанесенные джунглям ужасающие раны, что лишь со второй попытки едва получилось отыскать их следы. Вот они, свидетели той страшной трагедии, разделившей жизнь Михаила Кремнева на две части: до и после аварии.
Искать хвостовую часть самолета, что в свое время спасла его от неминуемой гибели, переводчик отказался. Неохота ворошить прошлое, да и практической надобности в том особой нет. Основной груз покоится возле кабины транспортника. С этим и вернулся назад.
Приняв свой обычный облик, Кремнев переоделся в форму и, не мешкая, соскользнул на землю. Разомлевшие пигмеи окружили дерево и отдыхали, напоминая чем-то цыганский табор. Тот же беспечный вид, непринужденные разговоры и смех, а главное, полное отсутствие какого-либо внимания по сторонам. Хоть бы кто, для вида, заступил в караул. Нет, даже не подумали! Одни беззаботно валяются на травке, другие во весь голос горланят разухабистые песни, третьи чего-то там смешное рассказывают раскрывшим рот товарищам. Даже собаки, высунув языки, не смотрят по сторонам, а выжидают, как бы чего вкусненького стащить у зазевавшихся хозяев.
– Что-то ты там долго все высматривал? – лениво встретил лейтенанта вопросом разомлевший от затянувшегося отдыха Шкоба. – Что хоть приметил?
– Все, что надо, увидел! Теперь знаю, что был не прав! Извини, братцы, что чуть в вас не усомнился! – дружески хлопнул по плечу пигмея переводчик.
– Ну так! – напустил на себя важный вид балаец. – Шкоба знает, что говорит! Шкоба еще никого не подвел!
– Молодец, Шкоба! – похвалил Кремнев. – Но почему вы боевое охранение не выставили? Ну сколько можно одно и то же каждый день вам талдычить? Вот сколько идем, столько и говорю вам, что нужно обязательно ставить часовых! А еще лучше и секрет выставить! Враг не дремлет!
– Ну, откуда тут враги! – развел руками пигмей. – В эти места никто никогда не совался! Что тут делать?
– А вы чего делали?
– Мы искали птицу мусс.
– Это что еще за птица такая?
– Есть такая птица! Очень редкая, обитает только в этих местах. Сама синяя, размером со среднюю цаплю и в темноте светится ярким синеватым светом.
– Зачем же она светится?
– Кто ж ее знает?
– Ну и как? Поймали?
– Нет! Одни перья от нее сыскали! Ее ночью надо ловить, а днем она где-то прячется. Нас пять человек тогда было, а вернулись только мы вдвоем с Галалом, – уныло поведал балаец.
– А что произошло?
– Птица заманила нас в самую топь. Мы ночью за ней погнались на болото, а она то взлетит из кустов, то нырнет в самую гущу травы. То взлетит, то сядет, так за ней в самое гиблое место и залезли, и трое тогда из нас утонули. С нами был Шквал, самый лучший охотник среди пигмеев, которого когда-либо рожала наша земля.
– Да! – с грустью подтвердил Галал. – Шквал был самым первейшим среди нас. Мог за сто шагов одной стрелой попасть в глаз бородавочнику. Тогда он успел в нее из лука выстрелить.
– Промахнулся?
– Нет! Попал, выбил три пера! Птицу мусс, оказывается, из нашего лука невозможно убить. У нее перья очень прочные, словно из железа выкованные. Мы после ими вместо ножа пользовались – режет все подряд: хоть дерево, хоть мясо, хоть шкуры!
– Ага! – кивнул Шкоба. – Еще и в темноте горит ослепительным синим светом, почище твоего карманного фонарика!
– Они что, фосфором каким-то намазаны? – заинтересовался необычайной птицей и ее перьями Михаил.
– Не знаю, что такое фосфор, но вместо ночного светильника те перья годятся! – кивнул Галал.
– Хм! Прямо какая-то жар-птица африканского розлива, – озабоченно хмыкнул себе под нос Кремнев. – И куда вы эти перья потом дели?
– Как куда? Передали заказчикам. Нам ее лонги заказали. За три пера нам дали три огромные связки бананов и шесть железных топоров. Правда, они через полгода раскрошились. Плохой металл попался.
– Странно! Первый раз про такую птицу мусс слышу.
– Ничего странного, она крайне редка, и мало кому удавалось ее добыть.
– А что, находились и такие счастливчики?