В тени граната

Битва продолжалась недолго. Французы, которые не принимали всерьез своего врага, и которым было приказано Людовиком не вступать в серьезные сражения, перед Теруанном изобразили мнимое отступление. Однако, англичане сражались всерьез, как и сам Максимилиан, поскольку этот город вместе с Туренью занимал стратегическое положение на границе с Нидерландами, и Максимилиан присоединился к этой кампании с целью овладеть ими.

Вскоре мнимое отступление стало настоящим: небольшие французские силы были обращены в бегство и, поскольку им было приказано не вступать в сражение, их охватила паника при виде объединенной мощи английских и немецких войск. Во весь опор они помчались с поля боя, преследуемые кавалерией противника.

Генрих ликовал; он взял в плен знаменитого шевалье Байяра, известного как рыцарь без страха и упрека. Генрих понимал, что он тем самым искупил позор, который навлекла на его сторону армия Дорсета.

Это сражение получило у французов ироническое название «Битва шпор»; вскоре после этого Генрих, бок о бок с императором, овладел Туренью.

Заполучив в свои руки эти два города, которые и послужили причиной его присоединения к кампании, Максимилиану больше не нужно было продолжать войну. Не так думал Генрих.

Он ворвался в палатку Максимилиана и вскричал:

— Теперь путь свободен. Теперь мы пойдем прямо на Париж и завершим победу.

Максимилиан напряженно размышлял. Было 22 августа. Стояла жаркая погода, но лето приближалось к концу, и через несколько недель должны были начаться дожди. Генрих не имел ни малейшего понятия, что такое фландрская грязь.

Мысль пойти на Париж, даже с перспективой нанести поражение Людовику, в случае успеха будет означать, что этот самонадеянный молодой человек станет еще более высокомерным и властным. Англичане уже и так становились слишком могущественными, и Максимилиан не собирался помогать им за счет Людовика, который уже готовился подписать с ним, как и с Фердинандом, договор.

Его нужно задержать во Фландрии, пока не наступит зима; тогда ему придется вернуться в Англию, потому что там, где он сейчас, он не сможет оставаться зимой. Если ему нравится, он может провести зиму в Англии, готовясь к новому нападению следующей весной, но это уже мало заботило Максимилиана, потому что он достиг чего желал: получил эти два города, вклинившиеся во владения Габсбургов и поэтому представляющие угрозу торговле Нидерландов.

— Вы разрешите говорить откровенно с Вашим Величеством? — спросил он.

Генрих всегда так наслаждался, когда император обращался к нему покорным и смиренным тоном, что был готов сделано все, что тот просил, даже до того, как была высказана просьба.

— Конечно.

— Я старый человек. Я сражался на многих битвах. Если мы пойдем на Париж теперь, мы можем потерпеть поражение.

— Поражение! Действуя совместно, как мы? Невозможно.

— Нет, Ваше Величество, простите, что я вам возражаю. Для защиты этих двух незначительных городов Людовик не направил все свои силы. За Париж он будет сражаться насмерть. Нашим солдатам нужен отдых и немного развлечений. В войну всегда рекомендуется закрепить достигнутое прежде, чем перейти к новым завоеваниям. Я нахожусь под вашим командованием, но мой долг дать вам воспользоваться моим опытом. Моя дочь Маргарита с нетерпением ожидает вас. Она хочет более полно обсудить предполагаемый брак между Карлом и вашей сестрой Марией. Мы захватили у французов эти города. Давайте их укрепим, а затем отправимся к моей дочери. Она примет вас поистине по-королевски... короля Англии, завоевателя Теруанна и Турени.

Генрих дрогнул. Он жаждал победы, однако мысль о том, что его будет развлекать Маргарита, казалась все более соблазнительной.

* * *

Когда Максимилиан покинул его, Генрих послал за Томасом Уолси.

Он с нежностью посмотрел на этого человека, которого с каждым днем ценил все больше и больше. Когда ему было что-то нужно, Томас Уолси всегда оказывался рядом и доставлял это. Император поздравил Генриха с прекрасным оснащением армии. Всем этим Генрих был обязан Уолси.

Он даже дошел до того, что говорил с ним о делах, далеко выходящих за рамки обязанностей Уолси, больше того, прислушивался к его советам, всегда казавшимися ему весьма здравыми.

Когда Уолси пришел к королю, он сразу заметил у того выражение нерешительности и настороженности. Он всегда старался дать королю такой совет, на который тот надеялся, а потом намекал, что тот принял его совет, совет Уолси.

Король взял Уолси под руку и начал расхаживать с ним по палатке; это было привычкой Генриха, когда он над чем-то раздумывал в компании с кем-то, к кому благоволил.

— Друг Томас, мы одержали победу, — сказал он. — Оба этих города в наших руках. Император считает, что эту победу следует закрепить и что теперь мы должны отправиться в Лилль к его дочери, чтобы там немного отдохнуть. Вы отвечаете за все наше снабжение. Полагаете ли вы, что нам нужна такая передышка, чтобы подготовиться к последующим нападениям?