В тени истории (ЛП)

Этот необыкновенный трюк удалось выполнить Бисмарку зимой 1870–1871 гг., и можно лишь восхищаться и любоваться виртуозностью, которая при этом была проявлена. Правда, у его произведения не было долговечности, и это в свете его искусственности вовсе не является удивительным. Основание Германского Рейха Бисмарком было своего рода грандиозным трюком; а с помощью трюков, в том числе и самых блестящих, нельзя создать долговечное.

Германо–французская война

Событием, которое сделало национальное движение в Германии непреодолимым и поставило создание германского национального государства на срочную повестку дня, была германо–французская война в июле 1870 года и быстрый триумфальный поход объединенных германских армий в августе и в сентябре. Вопрос, желал ли Бисмарк этой войны и осознанно ли он её вызвал, до сих пор дискутируется нашими историками и его нельзя здесь исследовать. На него также не требуется отвечать, поскольку одно достоверно: даже если Бисмарк желал войны, то определённо не для того, чтобы посредством её вызвать присоединение южно–немецких государств. С этим он не торопился, гораздо более он был полностью готов к тому, чтобы оставить это будущему развитию событий. В этом не может быть ни малейшего сомнения в свете процитированных множественных высказываний Бисмарка в предыдущие годы, а всё остальное — это легенды.

Однако совместно проводимая война сделала теперь объединение Германии актуальным. Прусский кронпринц и Великий герцог Баденский — оба княжеские национал–либералы — поняли это так же, как и парламентские представители либерализма, все они гораздо раньше, чем Бисмарк, были готовы дать предложения по объединению. Прусский кронпринц уже 12 августа послал Бисмарку меморандум, в котором писал:

«Для окончательного объединения всего германского отечества обязательно необходимо и требуемо не распылить существующее ныне грандиозное национальное воодушевление вследствие первых счастливых успехов объединенных армий, и которое следует ещё более возвысить или укрепить. Как только с Божьей помощью будет достигнута победа над всей французской армией, следует тотчас же приступить к делу».

И тремя днями позже национал–либеральный депутат Эдуард Ласкер пишет Бисмарку: «После того, как будет отражено нападение, на передний план выступает вопрос о конечной цели войны, и это является темой номер один не только среди профессиональных политиков. Я не говорю о территориальных приобретениях; возбуждено стремление, разнообразные обстоятельства будут разрешаться через это, однако расширение границ не было германской целью войны и не будет той ценой, которой удовлетворится нация. Напротив, мне следует, исходя из наблюдений, отметить как глубокое убеждение народа, что Германия теперь, вместо договоров с южно–немецкими государствами, должна получить государственное единство в форме союза. Меньший результат привёл бы к глубочайшему разочарованию. Народ с его великими инстинктами предполагает, что будет исполнено то, к чему он страстно стремится».

И не только народ. Правая рука Бисмарка, государственный министр и президент государственной канцелярии Рудольф фон Дельбрюк, в середине сентября сообщал из Реймса, «что в военной ставке верховного командования установление германского единства с кайзером во главе рассматривается как лёгкая задача. Восемь победоносных сражений, в которых сыновья всех германских земель сражались и проливали кровь совместно, осуществили в сознании армии объединение Германии, а волшебство, которое произвела личность короля на офицеров и солдат всего войска, представляется естественным воплотить в короне кайзера. Объективно всё было готово: >Следовало только лишь проявить желание<, чтобы и формально привести всё в порядок. Возвышенное великими делами и большими успехами сознание без лишних слов перенесло настроение армии на отдельные государства, чьи контингенты образуют армию, и по этой причине всякое иное настроение желает игнорировать как неправомочное или отбросить его. Кто иначе наблюдал настроение в Баварии и в Вюртемберге, и кто не желает ничего знать ни об игнорировании, ни о насилии, тот рискует быть инертным и малодушным, если не считаться с ещё более худшим развитием событий».

Здесь уже звучит то, что национальное воодушевление не непременно разделялось в буржуазии и в армиях южно–немецких правительств, и подобное проявляется в распоряжении саксонского премьер–министра барона Рихарда фон Фризен саксонским депутатам в Мюнхене от 10 сентября: «Было бы против природы вещей, если бы желали предаваться вере в то, что немецкий народ после событий войны снова спокойно возвратится в прежнюю разобщённость и удовлетворится сохранением линии по Майну в качестве непреодолимой границы германских Севера и Юга. Даже те правительства, в государствах которых национальным сознанием еще не прониклось большинство населения, вынуждены будут сказать, что разочарование после таких событий должно будет привести не к ослаблению, но к существенному усилению национального движения».