В тени истории (ЛП)

Большой социальный кризис, вызванный жестокими декретами правительства Тьера, был предотвращён: набежавшие за время войны долги за жильё были окончательно аннулированы Коммуной («После того, как промышленность, торговля и труд несли на себе все тяготы войны, и собственность должна теперь внести свой вклад»), в отношении других частных долгов был объявлен мораторий до середины июля 1871 года (после этого они должны были быть погашены поквартально в течение трёх лет). Кроме того, Коммуна остановила все продажи с публичных торгов заложенного в ломбардах имущества — во время голода бедняки Парижа принесли в ломбарды почти всё свои пожитки, чтобы заплатить по ценам черного рынка по крайней мере за остро необходимые продукты питания. Позже Коммуна позаботилась о бесплатном возврате по крайней мере самых необходимых для жизни предметов залога.

Так что это было вполне дельное и способное к функционированию городское управление с социальной направленностью. Но ни в коем случае не диктатура пролетариата (Энгельс) и не наконец открытая политическая форма для воплощения социализма (Маркс). Несомненно то, что Коммуна в основном опиралась на пролетариат. Но она была не диктатурой, а демократическим городским парламентом, в котором свободно дебатировали и приходили к соглашению, в котором хотя и не было ещё организованных партий, но существовало по меньшей мере четыре различных группировки. Социалисты совершенно явно были в меньшинстве — настолько, что в начале мая они какое–то время помышляли о том, чтобы, как и консерваторы, выйти из Коммуны. Подавляющее большинство состояло из республиканцев и радикальных демократов, которые ощущали себя последователями Великой Французской революции.

Коммуна была демократической и федералистской, и она была антимилитаристской и антиклерикальной. Социалистической она во всяком случае не была. Коммунары не были коммунистами. Они боролись против монархистов, генералов и «попов». Капиталистов они не трогали. Даже в величайшей нужде они не притронулись к Банку Франции. Энгельс обоснованно писал: «Банк в руках Коммуны — это имело большую ценность, чем десять тысяч заложников». Ей нужно было бы только наложить свои руки на банк, и вся Франция Тьера была бы парализована; а два миллиарда золотых франков в его сейфах — разве не стали бы они грандиозным трофеем для Коммуны? Однако она удовлетворилась тем, что выпросила у банка скромный кредит.

И парижская биржа без помех продолжала функционировать — курсы даже росли, после того, как улеглись первые страхи. Об экспроприации или социализации парижских промышленных предприятий никогда не шла речь. Единственный декрет Коммуны, который можно определить как умеренно социалистический: он предусматривал, что предприятия, чьи собственники сбежали, при условии последующего возмещения должны быть снова открыты в качестве кооперативных предприятий своего персонала. Но это была более экстренная мера для предотвращения безработицы, нежели принципиальный документ.

Таким образом, Коммуна не была прообразом Советского Союза. Но она также и не была совершенной республикой Советов, как это представляется нынешним западным противникам авторитаризма — свободным от власти самоуправлением, в котором любой функционер в любое время мог быть отозван и в котором любая работа совершалась за зарплату рабочего.

Можно, пожалуй, назвать республикой Советов краткий период междувластия с 18 марта до 28 марта: потому что Центральный Комитет Национальной Гвардии, который тогда управлял в Париже вплоть до выборов Коммуны, был же своего рода Советом Солдат. Однако Коммуна ни в коем случае не была Советом Рабочих, а была она именно свободно избранным собранием городских депутатов. Её члены вовсе не могли быть отозваны в любой момент, как утверждает легенда, и содержание, которое они себе установили, хотя и было умеренным — шесть тысяч золотых франков в год — однако оно тем не менее было в четыре раза больше зарплаты квалифицированного рабочего и более чем в десять раз больше жалованья национального гвардейца. Правда, городские депутаты вынужденно были сначала одновременно своими собственными чиновниками управления. Если бы Коммуна просуществовала дольше, то без сомнения она бы всё больше и больше увеличивала корпус своих служащих, потому что переутомление от переработки её членов было ужасным.

Так что только лишь совершенно нормальный демократический, прогрессивный городской парламент? Изначально, да. И если бы Коммуну оставили с миром — весьма возможно, что она и осталась такой и что в настоящее время никто не смог бы про неё более ничего сказать. Парадоксальным образом однако как раз гражданская война позволила Коммуне перерасти саму себя — гражданская война, которая была ей навязана и к которой она не была готова.

Модель государства будущего