В тени истории

Во–первых: «отчуждённый труд». Разумеется, рабочее время стало короче и работа сама в целом легче. Действительно костоломная работа встречается всё реже, поскольку машины всё больше забирают её у людей. Но за это большая часть работы становится всё более однообразной: всё та же рукоятка на конвейере, всё то же нажатие на всё ту же кнопку. И при всей скуке необходимость постоянно дьявольски внимательно следить за тем, чтобы не совершить ошибки. С капитализмом и социализмом это никак не связано; причина находится в индустриализации как таковой. Работа на автоматизированной фабрике совершенно одинакова в капиталистических и в социалистических странах. Рабочего от его работы «отчуждает» не то, что он работает на чужого работодателя — это делали раньше подмастерья или батраки на крестьянском подворье — но то, что он больше не «чувствует сердцем то, что он создаёт своей рукой». Трудящийся человек в современной промышленности всё больше и больше становится деталью машины, и этому пока что никак нельзя помочь — только одно утешение, что неудовлетворяющей, бездушной работы становится всё меньше, рабочее время всё короче. Однако в этом в то же время состоит также и опасность. Потому что:

Во–вторых: не угрожает ли трудящемуся человеку опасность стать всё более ненужным? «Отчуждённая работа» — это относительно новое выражение; сегодня в ходу ещё более новое: «структурная безработица». Безработица прежде была преходящим — даже если часто и длившимся годами — несчастьем, вызванным колебаниями конъюнктуры. Сегодня дело выглядит так, как будто целые профессиональные группы в целых отраслях промышленности стали навсегда избыточными. Автоматизированное бюро, автоматизированная фабрика обходятся всё меньшими рабочими силами. Быть может, мы идём навстречу будущему, в котором будут использоваться ещё лишь «руководящие силы» и в крайнем случае пара нажимающих на кнопки операторов машин, а судьбой среднего человека станет вечная безработица — даже если и подслащенная вечным пособием по безработице? Очевидно, нечто такое имеется в последних последствиях индустриальной революции, которая ведь с самого начала была нацелена на то, чтобы заменить ручную работу машинной, силу мускулов — укрощёнными силами природы. В последнее время она замещает также уже мыслительную работу посредством вычислительных машин.

Феномен ранней индустриализации становится снова актуальным: разрушители машин, луддиты — ремесленники, которые разрушали фабрики, поскольку те угрожали их существованию. Как известно, они действовали неправильно, по меньшей мере в то время. Машины, которые уничтожали старые рабочие места ручного труда, создавали новые, промышленные и другие рабочие места по мере уничтожения: кто–то ведь должен был производить машины. Кто–то ведь должен также производить и новые автоматы и компьютеры. Однако как быть, если однажды также и это сможет делаться автоматами и компьютерами? Пока что у нас есть утешение, что видимо до этого дело не дойдёт и что обозримое будущее нам не будет — во всяком случае пока еще не будет — приносить тотальную и продолжительную массовую безработицу, но (даже под воздействием кризисных колебаний) будет приносить всё более короткое рабочее время. И это большинству кажется скорее благодатью. Однако является ли это таковым? Потому что:

В-третьих: уже сегодня, в эпоху сорокачасовой рабочей недели, у многих людей существует проблема, которой они прежде не знали и для которой также существует новое словосочетание: «Проблема свободного времени». У них есть больше свободного времени, чем когда бы то ни было, однако они очень часто не знают, что с этим свободным временем делать. Их новые игрушки — автомобили, кино, телевидение — быстро приедаются. Разумеется, они могут путешествовать на Мальорку, но что им там делать из года в год? Однако занятия, которым раньше трудящиеся люди украшали тогда редкое и ценное свободное время — семейная жизнь, интимное общение, чтение, участие в церковной или культурной жизни — находятся в состоянии умирания. Почему — неясно, возможно это находится в связи с определенным внутренним притуплением чувств вследствие механической работы; возможно, однако, также просто вследствие исчезновения настоящих забот и лишений. Шопенгауэр заметил полторы сотни лет назад, что человек не создан для счастья: избегни он нужды, и он непоправимо провалится в скуку. А она, мрачно добавил он, часто является большим злом. Тот, кто например рассматривает нынешнюю среду наркоманов, часто признаёт его правоту.