В тени истории

Как сказано, это чрезвычайно соблазнительная идея, но с идеями такого рода как известно большей частью ничего не получается — и с этой тоже. Исторической науки, которая была бы сравнима с естественными науками, не существует и не может быть по одной очень простой причине: природа это настоящее время, а история однако имеет дело с прошлым. Настоящее время реально, конкретно, познаваемо. Прошлое же как раз больше не является реальным, оно стало ирреальным. Время ускользнуло от нас, его больше нет, по этой причине его также больше нельзя исследовать. В основе своей вся историческая наука покоится на простой подмене понятий, на смешении понятий «прошлое» и «история». А именно — прошлого достаточно или напротив, недостаточно: оно прошло. Если бы мы могли отмотать время назад и всё прошедшее по потребности снова сделать современным, чтобы затем его исследовать, чтобы посмотреть, как это собственно произошло, то тогда, разумеется, история была бы наукой. Тогда быть может мы смогли бы также открыть её закономерности, в случае если они существуют. Однако так уж устроено, что человеческое прошлое есть и остаётся для нас большей частью неизвестным.

Человечество существует на протяжении сотен тысяч лет, но, отдавая себе отчёт, у нас есть знания в лучшем случае о последних трёх тысячах лет, да и то лишь очень неточно и невзаимосвязано. Об определённых кратких периодах истории Израиля, Афин или Рима мы знаем довольно много, о том же, что одновременно происходило с другими народами — практически ничего. Нашу собственную историю мы можем проследить на тысячу лет назад, да и там порой информация весьма скудна. В последние пару сотен лет мы вместо этого уже утопаем в изобилии фактов, однако не знаем, которые из них собственно являются исторически важными, а какие нет. То есть это выявляется часто значительно позже. Подумаем только лишь о таком важном событии, как возникновение христианства. Современники, в том числе самые образованные и наиболее интересные с исторической точки зрения, ничего этого не заметили. Одним словом: история — это не нечто заранее данное, как природа, история — это уже само по себе искусственное образование. Не всё, что когда–либо происходит, становится историей, но только лишь то, что пишущий историю где–то и когда–то однажды счёл ценным для повествования. Лишь написание истории создаёт историю. История — если сказать совершенно резко — это вовсе не реальность, она является отраслью литературы.

И из этого следует вот что: история пишется в лучшем случае в соответствии с литературными воззрениями. В худшем случае и достаточно часто она пишется в соответствии с политической точкой зрения и является просто застывшей пропагандой. Но будем говорить только о лучшем случае, то есть об истории, которая была описана действительно правдивыми историографами, как например Фукидидом [4]. Но и они выбирают, что они рассказывают, а именно выбирают они то, что даёт хорошее повествование, то есть не повседневное, а чрезвычайное, драматическое, борьбу за власть, конфликты, возвышения и падения, свержения и войну, и прежде всего — характеры и судьбу великих людей.

Хотя великие люди как правило не делают историю, чаще они терпят неудачу, но в основном они делают хорошие «истории». И в этом смысле многократно осмеянные слова Генриха Трейчке [5] сегодня всё же снова становятся верными. Впрочем, и правдивый и придерживающийся фактов историограф в определённом смысле должен всегда сгущать краски, иначе из этого не получится никакой истории. Изложенные факты ещё могли бы быть отсортированы и проверены, однако их связь, которая только и образует историю, всегда остаётся плодом воображения. И ещё кое–что: выбор фактов, из которых историк делает историю — а выбирать ему приходится всегда — остаётся делом взглядов. Если к примеру читать немецкую историю 19 века по трудам Трейчке и Франца Шнабеля, причём оба труда едва ли не переполнены фактическим материалом, то иногда будешь сомневаться — действительно ли речь идёт об одной и той же стране и об одном и том же времени.

Быть может, это снова звучит язвительно? В действительности не в этом состоит мой замысел, однако я полагаю, что у кого хватило терпения дочитать до этого места, тот уже тем временем сам ответил на вопрос, поставленный мной в начале — вопрос, не потрясёт ли действительное занятие историей сегодняшнюю веру в историю. Да, это так: если хотят сделать из истории науку и замену религии, то тогда её не следует желать познавать. Ожидать от истории указаний по жизни — это заблуждение, а использовать её в качестве средства предсказаний — злоупотребление. История бесконечно интересна. Однако на вопрос, действительно ли всё должно было произойти так, как оно произошло, история не даёт ответа. А на вопрос, как будут развиваться события дальше, её ответ загадочен, как сфинкс. Он звучит следующим образом: всегда так же и всегда иначе.

(1972)

Римская империя: жизнь после смерти