В тени Канченджанги

«Солидно нагрузившись, мы вышли поздно, около девяти… В рюкзаках личные вещи, немного еды и техническое снаряжение — костыли, ледовые крючья, карабины. Войтек, самый сильный из нас троих, нес «рондо». Снег был кошмарный, мешки тяжелые, а самочувствие неважное. Я пытался заглушить кашель. Петр отмалчивался, но мы знали: его донимает горло.

Шли медленно, утопая по колено в снегу. В двенадцать мы остановились под сераком, на том месте, до которого добрались вчера. От него конусом ниспадал наметенный снег. Здесь нужно было вырыть площадку для «рондо».

Петр, хотя и страшно вымотался, энергично принялся за работу. Надо признать, он был душой всего дела. Насадив на ледоруб прихваченную с собой саперную лопатку, он вырубал громадные снежные глыбы, которые мы спихивали вниз. Так продолжалось довольно долго. Наконец мы поставили палатку и стали растапливать снег для чая. Нас мучили головные боли и страшная жажда. Потом приготовили еду, отдохнули и направились к желобу. Мы ходили вокруг него, присматриваясь к японским верёвочным перилам, болтавшимся в полутора десятках метров над нашими головами, искали возможности пройти, но ничего подходящего придумать не могли. В палатку мы вернулись, когда стемнело. Шум бутановой плитки, пламя свечи создавали атмосферу уюта. Снаружи дул ветер. Полусидя-полулежа мы ждали, покуда поспеют макароны, а Войтек принялся говорить о шансах подъема на вершину.

Такие речи он вел не впервые. Мне запомнился подобный разговор в промежуточном лагере 5600. Его волновало, кто войдет в состав штурмовой группы. Да, он наверняка оказался сильнее нас, все время чувствовал себя великолепно и жаждал взойти на вершину, мы же были не в лучшей форме. И это не давало ему покоя… Знаешь, Марек, по правде сказать, я и не рассчитывал взойти на вершину, ведь до этого мне не приходилось подниматься так высоко. Как и каждый из нас, я тоже вынашивал свою мечту, но трудно было в тот вечер, когда меня изводил чертовский кашель, обманываться, воображая, будто я стану одним из счастливцев. Что касается Петра, то состояние его горла было серьезным препятствием, и, хотя сам он, может быть, не отдавал себе в том отчета, Войтек это видел. Мы слушали молча. Петр как обычно говорил мало, а Войтек откашлялся и вроде бы нерешительно начал излагать свои соображения о том, как будут дальше развиваться события.

«Создавшееся положение вещей, — отчетливо запомнились мне его слова, — наиболее выгодно для группы Вальдека. Я не хочу, чтобы меня поняли неверно, но, пожалуй, именно их группа заложит лагерь IV выше перевала, потом мы — лагерь V где-то на верхней террасе, и оттуда они начнут штурм».

В выводах Войтека, казалось бы логичных, звучала явная нотка сожаления, что он сам оказался в нашей, более слабой группе».