В тени королевы

Об этом сестры говорили много и с неизменным интересом. Левина рада была сбежать от Герты и прочих, пусть это даже означало замужество за чудаковатым заикой Теерлинком. Вскоре Герта тоже вышла замуж – за торговца сукном, достаточно богатого даже для нее, – но умерла первыми родами. А Левина по приглашению королевы Екатерины Парр, слышавшей о ее картинах, отправилась к английскому двору; с ней переехал Георг и получил место в дворцовой страже. Со временем она его полюбила – прежде всего за то, что не мешал ей рисовать; от большинства мужчин такого великодушия не дождешься. Заикание Георга с годами почти сошло на нет и теперь проявлялось лишь изредка, обычно в минуты сильных переживаний – большой радости или большого страха. Он никогда об этом не говорит, но Левина подозревает, что в казарме ему не слишком весело: мужчины, когда собираются вместе, бывают жестоки не меньше женщин. Однако в целом служба в дворцовой страже ему подходит: она требует терпения и молчания – а этими двумя талантами Георга Бог не обидел.

– Вот так, – говорит она, отложив кусочек угля и протягивая мужу рисунок. – Что скажешь?

– Какой-то старик, – говорит он. – Я что, вправду такой старый?

– Георг, когда это ты сделался таким тщеславным? – смеется Левина, а он заключает ее в объятия и притягивает к себе.

– Л-левина! – выдыхает он; и она вдруг вспоминает, как его любит. Океан нежности, хлынувший из глубины сердца, растапливает все преграды между ними. Георг увлекает ее в спальню. Левина бросает взгляд на Маркуса – но он по-прежнему безмятежно спит, и рядом с ним снова прикорнул Герой. Захлопнув за собой дверь, они принимаются раздевать друг друга, торопливо и неловко возясь со шнуровкой. Оба молчат: слышен лишь шорох ткани и частое, шумное дыхание. Корсаж, сдавливающий живот и бока, падает на пол; Левина вдруг остро ощущает, как располнела в последние годы, и пугается. Вдруг это не понравится Георгу? Он, кажется, ничего не замечает; опустившись на колени, он приникает лицом к ее чреву и глубоко вдыхает, словно старается поглотить самое ее существо.

После ужина Маркус уходит к себе наверх, а Георг и Левина остаются в гостиной, и муж перебирает стопку ее рисунков, разглядывая каждый.

– Чьи это руки? – спрашивает он.

Он поворачивает рисунок к свету, чтобы рассмотреть получше; Левина подходит и заглядывает ему через плечо. На рисунке – руки Джейн Грей, слепо шарящие в поисках плахи.

– Ничьи. Просто фантазия. – Она не хочет объяснять – не готова снова погружаться в этот ужас или рассказывать, что ей не хватает духу перенести на бумагу сцену казни целиком.

– А это леди Мэри Грей, верно? – Предыдущий рисунок он убрал под низ стопки и взялся за следующий.

– Верно.

На этом наброске Мэри изображена со спины, в три четверти. Левина рисовала девочку десятки раз, пытаясь вообразить под одеждой обезображенное тело ребенка, передать неестественный змеиный изгиб позвоночника. Ей вспоминается, как отец однажды повел ее в мертвецкую, показал мертвого карлика и приказал его рисовать – снова и снова, пока не получится. Так отец учил дочь анатомии. «Человеческое тело не едино, – говорил он, – оно состоит из множества частей. Нужно рассмотреть каждую в отдельности и понять, как она скреплена с остальными». Левина была еще очень молода, и странные пропорции карликового тельца – короткие ноги, длинный торс, квадратная голова – немало напугали. Мэри Грей другая. Пропорции ее тела совершенны, только очень малы, словно у марионетки; на лице притягивают внимание большие ясные глаза и рот, что так легко, даже против ее желания, складывается в улыбку. Была бы красавицей… если бы не горб. Как несправедливо! Но именно это сочетание совершенства и несовершенства, их зримая противоположность завораживает Левину.

– Трудно представить, каково ей приходится, – бормочет Георг. Не совсем понятно, имеет ли он в виду уродство Мэри или гибель родных девочки.

– Она сильнее, чем кажется, – отвечает Левина. – Куда больше я беспокоюсь за вторую сестру.

– Леди Кэтрин?

Она кивает.

– Взгляни. – И, взяв со стола стопку рисунков, перебирает их, потом находит набросок лица Кэтрин.

– Ты уловила ее хрупкость, – говорит он. – И красоту. – Подносит рисунок ближе к свету, вглядывается. – Прежде я не замечал, как она похожа на отца.

– И красотой, и обаянием в него, – отвечает Левина. Верно, Генри Грей немало девичьих голов вскружил в свое время!

– В казармах я слыхал толки о том, что законная наследница престола – она, а не Елизавета.

– Боже упаси!

Левина пробует представить ветреную Кэтрин Грей в роли королевы Англии. На первый взгляд это кажется невозможным… но, в сущности, почему нет? В жилах Кэтрин течет кровь Тюдоров, и на ней, в отличие от Елизаветы, нет пятна незаконнорожденности.

– Королева надеется произвести на свет мальчика. Тогда вопрос престолонаследия будет улажен.

Георг бросает на жену выразительный взгляд, возводит глаза к потолку, но не спорит.

Он продолжает перебирать рисунки. Вот Фрэнсис Грей – набросок по памяти. Здесь она улыбается, а в жизни Левина уже давно не видела на ее лице улыбки.