В тени королевы

Она раздавливает яйцо, дает белку стечь в чашку, а нежный шарик желтка раскатывает между ладоней, чтобы он немного подсох и загустел. Взяв нож, взрезает мембрану желтка, капает яйцом в краску, тут же размешивает, добиваясь идеальной консистенции. Снова взглянув на мантию кардинала, добавляет в киноварь несколько гран[19] кадмия. В последнее время она редко использует яичную темперу, но на этом портрете, со всеми его оттенками красного, без яйца не обойтись. Отец не раз говорил: «Темпера не выцветет и через тысячу лет». И сейчас Левина как будто слышит его голос.

Крохотными перекрестными мазками Левина начинает накладывать краску. Кардинал глубоко вздыхает и ерзает в кресле, отчего складки мантии ложатся по-новому, и Левина подавляет раздраженный вздох. Теперь придется менять рисунок складок и на картине. Ей вспоминается кот на виселице, которого она видела недавно в Чипсайде, по дороге в лавку торговца бумагой. Кто-то вздернул кота, обрядив его в красную тряпку на манер кардинальской мантии. После шести лет при короле Эдуарде, твердом реформате, как можно было ждать, что Англия легко и быстро вернется к католической вере? Живые люди – не глина, принимающая любую форму под рукой скульптора. И, быть может, правы были те, кто опасался, что вместе с испанцами на берега Англии явится инквизиция. Страх, неотвязный, почти осязаемый страх повис над городом; должно быть, многие теперь жалеют, что выбрали Марию Тюдор, и оплакивают день, когда отвергли Джейн Грей.

Англичане боятся присоединения страны к католической Испании и ищут альтернативы. Шепотом называют два имени: Елизаветы и Кэтрин Грей. Многие вздохнут с облегчением, если та или другая девушка займет королевский трон. Неудивительно, что Фрэнсис изнывает от беспокойства: хотела бы Левина быть в силах чем-то ей помочь! Король хочет выдать Елизавету за герцога Савойского и отправить на континент, где у нее нет друзей и сторонников. Но девушка сопротивляется – и воля ее, похоже, сильнее всего Государственного Совета, вместе взятого; так что пока ее держат в Вудстоке, взаперти и под строгим надзором. Пока Елизавета остается незамужней и на английских берегах, опасность для Кэтрин не так велика. Однако по-настоящему избавить Греев от беды сможет лишь новый наследник из чрева королевы, желательно мальчик. Левина подсчитывает в уме: шесть полных месяцев со дня венчания – вполне возможно, скоро младенец появится на свет. Она обтирает кисть тряпкой и продолжает накладывать багрово-красные мазки.

Руки кардинала сжаты в кулаки, костяшки пальцев желты, словно лущеные орехи. Левина снова присматривается к его глазам под тяжелыми веками – глазам, что никак не желают встречаться с ней взглядом. Что они скрывают? Что скрывает густая борода и узкая розовая линия рта? Чтобы воспроизвести эти густые каштановые волосы, перевитые стальными нитями седины, потребуется тонкая кисть. Быть может, истина откроется ей в какой-нибудь мелкой детали. Жаль, нельзя писать с большей свободой, стремясь не к безупречному внешнему жизнеподобию, а к тому, чтобы ухватить самую суть сцены или человека. Об этом она много говорила с отцом. Как ни добивайся внешнего сходства – всегда есть что-то еще, какой-то поворот, движение, отблеск; и, пока работаешь над сходством, это ускользает. Левина чувствует: чтобы картина ожила, нужно не только воспроизводить видимое, но и делать видимым то, что скрыто.

Вдруг свет исчезает: повернувшись к окну, она видит, что хмурые тучи закрыли солнце – и прекратилась игра света в складках кардинальской мантии, и кожа кардинала приобрела неприятный серый оттенок. «Повезло, что утром не было дождя, – приходит ей в голову. – В сырости, под дождем тот бедняга мучился бы намного дольше…» И тут же с горькой усмешкой отвечает своим мыслям: какое уж тут везение!

– Свет ушел, ваше высокопреосвященство, – говорит она. – Боюсь, сегодня больше написать не удастся. Могу я попросить вас уделить мне еще час вашего времени завтра?

Он наконец поднимает на нее взгляд.

– Покажите, – говорит коротко, указывая на полотно.

Обычно Левина не показывает заказчикам незаконченные портреты – разве только хорошо знакомым. Но кардинал не просит, а приказывает, отказать ему невозможно; и она берется за полотно, небольшое, меньше фута[20] по диагонали. Осторожно взяв его за углы, чтобы не смазать свежую краску, показывает кардиналу. Тот вытягивает шею.

– Ближе! – говорит так, словно отдает команду собаке.

Она подходит ближе – так близко, что ощущает впитавшийся в его мантию аромат благовоний и начинает лучше видеть усталое, осунувшееся лицо. Некоторое время он молча разглядывает портрет. Кажется, доволен: это радует – ведь ему Левина не старалась польстить, как иным своим клиентам. Протягивает палец к своей нарисованной бороде.