В тени луны. Том 2

Сэр Генри Лоуренс, возможно, самый популярный человек в Индии, прибыл в Лакноу во второй половине марта, чтобы принять управление Оудом из рук мистера Каверли Джексона. Он состарился от горя и разочарований и, как сказал мистер Бартон, не мог похвастаться хорошим здоровьем. Но по просьбе Кенпнинга он тут же позабыл о том, что так нуждался в отъезде на родину, и поспешил на помощь в Оуд. «…человек может умереть только однажды, — писал Лоуренс своему другу и ученику Герберту Эдвардсу, — и если я умру в Оуде — после того, как спасу здоровье, жизнь или иззат (честь) какого-нибудь бедняка — у меня не будет причины быть недовольным… Но цена, которую плачу, высока, потому что всем сердцем я уже устремился Домой…»

Никто не знал лучше, чем человек, который привел в порядок завоеванный Пенджаб и заработал уважение и приязнь разгромленных сикхов, какие неизбежные трагедии происходят при такой смене правительства или каким наилучшим способом можно решить трудности и успокоить безнадежность и сердечную боль, неотвратимо следующие за переворотом. Новость о его назначении заставила вздохнуть с облегчением половину Индии. Если кто-нибудь мог усмирить мрачного, подозрительного и дикого жеребца, каким был Оуд, то это был Генри Лоуренс.

Конвей Бартон был приглашен на ужин в резиденцию, и Винтер впервые увидела человека, о котором Алекс говорил так, как говорят о богах или героях.

Это был высокий, худой человек, и его волосы и редкая неровная борода уже начинали седеть. Его осунувшееся лицо со впалыми щеками было изрезано морщинами тревог и усталости и непрекращающейся скорби по жене Гонории, которая умерла три года назад. Но серые, глубоко посаженные глаза были спокойными и внимательными, они могли гореть тем же огнем и воодушевлением, с которым он встретил свою задачу еще молодым человеком, только что прибывшим в Индию, и которая заставляла таких людей, как Джон Николсон, Герберт Эдвадс, Ходсон и Алекс, и многих других взирать на него с восторгом и уважением, как на лучшего и мудрейшего администратора.

В эти дни резиденция всегда была полна гостей, так как только что назначенный Верховный Комиссар держал двери открытыми для знати, землевладельцев и дворянства округа, чтобы внушить доверие к себе и быть в курсе мнений, преобладающих в Оуде. Его юрисдикция не простиралась за границы его провинции, но, так как Лунджор прилегал к этим границам, ему не терпелось встретиться с его комиссаром, о котором он слышал мало хорошего. Мистер Бартон не завоевал его расположения:

— Так как вы в данное время находитесь в отпуске, мистер Бартон, возможно, вы не слышали, что в Барракпуре произошел серьезный инцидент, — сказал сэр Генри. — Скоро это станет общественным достоянием, но я подумал, что вы хотите узнать об этом как можно быстрее в том случае, если вы считаете желательным при данных обстоятельствах, вновь присоединить его к вашему району.

— Вновь присоединить? — сказал мистер Бартон, выпятив белые глаза. — Вы сказали Барракпур? Но он вряд ли затрагивает нас. От Лунджора далеко до Калькутты и Барракпура.

— «Дели дур уст», — сказал сэр Генри с кислой улыбкой.

— Что, простите?

— Это старая здешняя поговорка, — сказал сэр Генри. — «Далеко до Дели». Но я не думаю, что расстояние может защитить кого-то из нас, потому что то, что случилось в Барракпуре, может повлиять на всех нас. За этими волнениями снова была проблема с пыжами. Кажется, сипай 38-го полка Национальной пехоты убил начальника отделения личного состава и сержанта, бросившегося к нему на помощь, в то время как джемадар и двадцать наблюдавших человек отказались ему помочь. Генерал Хеарси, кажется, терроризировал этого человека, который потом сам застрелился. Это случилось за день до того, как был расформирован 19-й полк, устроивший мятеж в Берхампуре, и я опасаюсь, что это может оказать пагубное влияние на любой военный лагерь в Индии. В Амбале уже прошли некоторые волнения, и страх перед пыжами распространяется.

— Все раскроется, — утешительно сказал мистер Бартон.