В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

Иудеи восторженно приветствовали его достижение, поскольку Кир не только унизил ненавистный Вавилон, но и даровал им разрешение вернуться в Иерусалим и отстроить разрушенный храм. Многие с благодарностью приняли предложение персидского царя, но многие и нет. Вместо этого они и их наследники остались там, где жили, и пустили такие глубокие корни в жирной плодородной почве Месопотамии, что даже яростные ветры силовой политики, дувшие на Ближнем Востоке в течение тысячелетия и даже больше, не смогли сорвать их с места. Взамен именно на потомков иудеев, которые вернулись на Святую землю, неоднократно обрушивалось разорение, и в начале III в. н. э., когда Ардашир и персидская армия впервые подошли к Ктесифону, не Иерусалим и его окрестности стали настоящим домом для евреев, а берега Тигра и Евфрата.

Такое развитие событий в сложившихся обстоятельствах граничило с чудом. Иммигранты в Месопотамию редко имели обыкновение сохранять память о своих истоках в течение более длительного срока, чем два-три поколения. Регион с давних пор стал «плавильным котлом» для самых разных народов: богатое плодородие почвы оказалось не единственным источником его богатства. Находясь на полпути между Средиземным морем и Индийским океаном, между степями Центральной Азии и пустынями Аравии, он был удачно расположен, чтобы стать мировой расчетной палатой. Все, что есть в мире, привозится сюда, хвастались персы, и служит для нашего удовольствия: еда, снадобья, духи⁹¹. Последствия этого проявились в Ктесифоне повсюду: на богатейших рынках, просторных улицах, которые вмещали телеги и скот, и на узких аллеях, по которым ходили только пешеходы. Под солнцем не было такого языка, который не звучал бы в гигантском городе. Желтокожие люди с раскосыми глазами и белокожие – со светлыми, словно солома, волосами, чернокожие – с плоскими носами, их голоса – высокие и низкие, громкие и тихие – наполняли насыщенный отнюдь не приятными ароматами городской воздух. Со временем город переваривал все: дома, животных, людей, давая место для нового. Память, словно грязевые кирпичи, редко продолжала существовать долго. Казалось, только евреи, словно некая достопримечательность, созданная из гранита и неподвластная времени, не участвуют в этом процессе.

Но как? Хотя их привязанность к далекой родине, обещанной им Богом, безусловно, оставалась сильной, этого, вероятно, было недостаточно, чтобы не позволить им перевариться в ненасытной утробе Месопотамии. К счастью, задолго до этого, жалуя Ханаан Аврааму, Всевышний предвидел риск: «Сей есть завет Мой, который вы должны соблюдать между Мной и между вами, и между потомками твоими после тебя: да будет у вас обрезан весь мужеский пол»⁹². Он также определил другие знаки исключительного статуса детей Авраама: они должны никогда не есть свинину или любое другое мясо, пока оно не лишено крови, не делать себе кумира «и никакого изображения»⁹³ и не нарушать целый ряд других указаний, запретов и предписаний, а также менять и дополнять их. Именно этот свод законов – Тора – выделял евреев среди множества народов, оказавшихся в Вавилоне, давая им чувство, что их законы идут не от смертного короля или мудреца, а непосредственно от Бога. Это, больше чем что-либо другое, позволило им на протяжении долгих веков своего пребывания в Месопотамии сохранить самобытность, не слиться с общей массой. В отличие от других, менее привилегированных, народов Бог позволил им понять суть – что значит быть человеком: вовсе не в стремлении к имперскому господству, свободе или славе. Все намного проще, эта суть – в подчинении законам.

В этом не сомневались и евреи Ираншехра. В конце концов, Сасаниды не одобряли подстрекательства к мятежу. Факт, что большинство персидских царей были готовы терпеть исключительность своих иудейских подданных, хотя она и причиняла беспокойство, отражал их понимание того, что она не угрожает их власти, а как раз наоборот. Отличительная особенность евреев в таком перенаселенном и неуправляемом городе, как Ктесифон, облегчала работу имперской бюрократии: людьми было легче управлять и проще их обирать. Чтобы эти странные чужаки не роптали и исправно платили налоги, следовало всего лишь сделать одного из них своей марионеткой – экзилархом. Такой была установившаяся политика Сасанидов со времен Шапура I, и она работала так хорошо, что отношение некоторых царей к еврейским подданным даже доходило до вялого фаворитизма. Один шахиншах зашел так далеко, что женился на дочери экзиларха и посадил рядом с собой, сделав царицей. Неудивительно, что евреи относились к Сасанидам лучше, чем к другим язычникам. Даже известное нежелание персов «мочиться на людях»⁹⁴, считавшееся всеми остальными достойной насмешки слабостью, одобрялось еврейскими моралистами. Такие люди горячо поддерживали послушание: «В конце концов, они нас защищают»⁹⁵.