В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

Почти три века миновало после того, как Пероз, воевавший с эфталитами, поставил печать на своем трагическом правлении одной финальной катастрофической битвой. С тех пор многое изменилось, но несчастья, которые испытывал Хорасан при Хишаме и его последователях, оказались очень похожи. Возмущение и неудовлетворенность, вскормленные тяжким налоговым бременем, терзали угнетенное население, а в это время мусульманские армии за рекой Оксус терпели унизительные поражения. Даже имевшая место в конце концов стабилизация в Трансоксиане не смогла стереть печально известную репутацию целого ряда некомпетентных правителей Омейядов. «Вы бросили нас, как куски мяса убитого животного, нарубленные для полногрудой девы»[758], – говорили арабы Восточного фронта об одном особенно женоподобном назначенце из Дамаска. Причем авторитету династии Омейядов угрожала не только оппозиция мусульманских поселенцев. Над ней нависла угроза со стороны тех же традиций, которые когда-то очернили имя Пероза. В Хорасане, где великие парфянские династии, такие как Каринская, все еще ревниво оберегали свои привилегии от новоявленной мусульманской элиты и где большинство городов и деревень оставались нетронутыми исламом, часто казалось, что Ираншехр так и не пал. Мир разделен на противоборствующие сферы добра и зла. Великий монарх или защитник правды, или никто. Греховность нарушителя клятвы принесет крах его владениям. Все эти тезисы принимались как должное вдоль восточных границ Ирана. В результате, когда власть Омейядов начала рушиться, искры мятежа появились далеко за пределами плодородного полумесяца. В 745 г., когда хариджиты начинали бунтовать, в Хорасане появился странный пророк. Он был одет в зеленые одежды — цвет Митры, имел при себе книгу откровений на персидском языке и заявлял о своем знакомстве с окольными путями к небесам. Бихафарид был революционером, вызванным — такое создавалось впечатление — из туманных далей иранского прошлого. Он умер и снова воскрес — во всяком случае, так заявляли его ученики, – он обрисовал свою миссию словами, отвергавшими все претензии Мухаммеда: «О, люди, я — Бихафарид, посланник Бога»[759].

Конечно, все это не могло продлиться долго. Мусульманское правление, какими бы ни были надежды крестьян, толпами собиравшихся под знамена Бихафарида, свергнуть было не так легко. В 749 г. самопровозглашенного пророка арестовали, заковали в цепи и повесили в ближайшей мечети. Но его палачи, хотя подобная мысль, разумеется, не приходила им в головы, возможно, не были так уж сильно не похожи на свою жертву. Убийцы Бихафарида сами являлись последователями бунтаря, который внезапно появился на границах прежнего Ираншехра, безусловно, обладал личным обаянием и тоже утверждал, что он посланник Бога. Этот человек называл себя «отцом мусульман» — имя, конечно, псевдоним.

Его притягательность, по крайней мере частично, являлась чарами человека в маске. «Знание моих деяний, – говорил он, явно соблюдая таинственность, – для вас предпочтительнее, чем знание моей родословной»[760]. Кем бы он ни был — арабом или иранцем, аристократом или бывшим рабом, представляется очевидным одно: его поддерживал тот же водоворот желаний и ожиданий, который вдохновил Бихафарида. Вдоль восточных границ халифата стоять на страже веры нелегко. Так было всегда в приграничных районах. Поэтому неудивительно, что, находясь вдали от стараний улемов возвести барьер вокруг мусульманских религиозных практик, мусульмане Хорасана испытывали влияние верований более древних, чем Сунна. Абу Муслиму помогло укрепить его авторитет то, что он осмелился, как некогда сделали критики Пероза, проклясть их правителя, как человека, осужденного Богом. Хотя он не одевался, как Бихафарид, в зеленое, но летом 747 г., открыто выступив против Марвана, поднял знамя, окрашенное в один цвет — черный. Тот факт, что он сделал это в деревне, расположенной неподалеку от Мерва, где был когда-то убит Йездегирд, конечно, вряд ли говорило о ностальгии Абу Муслима по Сасанидам, но у иранцев его проповеди вполне могли вызвать воспоминания о свергнутой монархии. Абу Муслим выдвинул следующий тезис: Бог назначил одну семью править миром, и, поскольку знак грозного статуса представителей этой семьи не фарр, а родословная, прослеживаемая к дяде пророка, в исламской империи это Аббасиды. Абу Муслим, как и другие мятежники, умевшие весьма ловко использовать всевозможные ухищрения и подстрекать людей к восстанию, был агентом Аббасидов. Подняв Восток под их знамена, он сумел объединить прошлое и будущее, иранцев с арабами, Сасанидов с исламом. Это оказалась удивительно мощная комбинация, знаменовавшая крах Омейядов.