В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

Со временем обе великие империи — Персидская и Римская — разрушатся, как Ниневия и Тир, но не государства, образовавшиеся в западных провинциях Римской империи, – некоторые из них до сих пор в своих современных названиях содержат упоминания о вторжениях военных отрядов варваров в эпоху поздней Античности. Европейские истории традиционно говорили о приходе франков на земли, которые впоследствии стали Францией, и англов — в будущую Англию, как о событиях несравненно более важных, чем деятельность цезаря или любого персидского царя. Сегодня мы знаем, что крах подстерегал обе соперничающие империи. Прошел век после краха царства Химьяритов, и обе сверхдержавы оказались на краю бездны. То, что Персидская империя рухнет окончательно, а от Римской останется искалеченный обрубок, обычно считалось показателем их бесперспективности, старения, ненужности. Представляется весьма заманчивым допустить, что они умерли от старости и немощности. Медлительность поздней Античности для тех, кто прослеживает в ней только гибельную линию упадка и краха, имеет черты задержавшихся гостей, которые отказываются надевать свои пальто, хотя вечеринка уже закончилась.

Вот только империи, созданные людьми, принадлежали не только земле. Цезарь мог казаться своим подданным лучезарным и великолепным, его замки и дворцы грозно возвышались над жилищами простых людей, а солдаты, чиновники и сборщики налогов действовали безжалостно, исполняя его волю, но он был всего лишь смертным в бесконечном космосе, управляемом небесным царем. Это предположение к тому времени, как Юсуф в начале VI в. оказался загнанным в угол, принималось без возражений на всем Ближнем Востоке и оказало влияние практически на все аспекты геополитики в регионе. Когда Юсуф сошелся в схватке с пришельцами из Эфиопии, на карту было поставлено нечто большее, чем мелкие амбиции враждующих полководцев. Были вовлечены и небесные интересы. Противоречия между теми, кто сражался за иудеев, и теми, кто взял в руки оружие во имя Христа, были настолько глубокими, что могли считаться непримиримыми. Обе стороны были непоколебимо уверены, что бог, которому они поклоняются, являлся единственным Богом — monos theos по-гречески, и это убеждение делало обе стороны еще более непреклонными и безжалостными. Не только в Южной Аравии, но и на всем пространстве цивилизованного мира поклонение конкретному пониманию божества стало той самой главной эмоцией, которая определила жизнь миллионов людей. В эпоху, когда царства возникали и исчезали, словно морская пена, и разрушались даже великие империи, не существовало земной силы, которая могла похвастать такой преданностью. Личность определялась не земным царством, а разными концепциями единственного Бога. Речь идет о монотеизме.

Такое развитие событий положило начало трансформации человеческого общества с непредсказуемыми последствиями для будущего. Из всех черт современного мира, которые можно проследить до Античности — алфавиты, демократия, фильмы о гладиаторах, – ни одна не оказала столь всеобъемлющего влияния, как установление впервые в истории отдельных разновидностей монотеизма в качестве государственных религий. В начале 3-го тысячелетия от Рождества Христова около трех с половиной миллиардов человек — более половины населения Земли — ассоциируют себя с той или иной формой религии, которые приняли современную форму в период, начавшийся за двести пятьдесят лет до смерти Юсуфа и закончившийся через двести пятьдесят лет после нее. Поэтому период поздней Античности, хотя и может показаться отличным от других исторических эпох, не менее значим. Когда мужчины или женщины вдохновлены верой в единственного Бога на определенные поступки, они демонстрируют его влияние. Эффект революции, свидетелями которой стали жившие в то время люди, чувствуется и в наши дни.