В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

Послы, высадившись на берег, могли полюбоваться холмами с суши, приблизившись к ним по широкой дороге — Месе — «Средней улице». Впереди в обрамлении колоссальных арок и ворот виднелся ряд выложенных мрамором открытых пространств. На первом из них, у подножия колонны, украшенной изображениями римских военных побед, послов официально приветствовали городские власти. На второй площади — круглом форуме, построенном Константином, якобы закопан Палладиум. Но не эта, а следующая площадь, известная под названием Августеон, воплощала амбиции столицы. На ее восточном краю стояло здание сената (на самом деле в Константинополе было два здания сената; первое стояло на краю площади Константина и было заменено зданием на Августеоне в VI в.). К югу, украшая массивное здание бань, находилась лучшая городская коллекция античных статуй, к западу, отмечая конец Месы, располагалось сводчатое, украшенное арками сооружение из кирпича и мрамора — Золотая миля. От нее имперские картографы измеряли расстояние до всего. Ведь римлянам нравилось думать, что так же, как Солнце, Луна и звезды вращались вокруг Земли, так и все существующие царства вращались вокруг Константинополя. Город стоял, по их авторитетному мнению, на оси мира и, значит, являлся царем городов.

Это в конечном счете объясняло, почему миссия персидских послов была обречена на провал. В точности так же, как Сасаниды при малейшем намеке на слабость римлян считали своим долгом атаковать, так и цезари, несмотря на невзгоды, постигшие империю, считали своим долгом не признавать публично, что они не правят миром. Победа, вечная победа — их судьба и долг. Эта внутренняя убежденность оставалась даже в моменты величайшей опасности, когда все, казалось, было против. Править, будучи наследником Августа и Константина, – значит верить, что земная власть дана тебе небесами. Невозможно, разумеется, игнорировать того факта, что, к сожалению, есть царства, которые не признают главенства римлян. Однако, оставаясь в столице, можно игнорировать последствия этого. Константинополь, по твердому убеждению цезарей, был средоточием мировой деловой активности.

В юго-восточном углу Августеона, между зданием сената и мраморной толпой античных статуй, располагались бронзовые ворота Чалк, а за ними (огромными, поражающими воображение) тянулся подобный лабиринту комплекс, настолько бесподобный, что, по мнению тех, кто там побывал, мог быть назван «другим раем»[217]. Первоначально дворец цезарей был построен в строгом военизированном стиле, соответствующем серьезности намерений основателя города. Он проектировался по плану армейского лагеря. Следы солдатской атмосферы, которую Константин внес в дело перестройки Римской империи, были отчетливо видны в коридорах власти — в одежде и аксессуарах чиновников. Но то, что имперские чиновники одевались как солдаты, не значило, что они ими были. Легион, в который их записали при поступлении на службу, в действительности не существовал. Вот и острые углы первоначального дворца Константина впоследствии скрылись за всевозможными более изящными пристройками, причем каждая следующая по размаху и изысканности затмевала предыдущую. Язык и ритуалы, использовавшиеся имперскими чиновниками, были намеренно созданы максимально трудными для понимания чужаками, так что новому человеку могло не хватить целой жизни, чтобы полностью освоиться на колоссальных просторах дворца. Там были сады и судебные учреждения, павильоны и залы приемов, банкетные залы, секретариаты и даже школа верховой езды. Залитые солнцем террасы стояли на кирпичных опорах, чуть колеблясь над катящимися к берегу волнами внизу, а глубоко под землей погребальные камеры, кухни и резервуары для воды. При этом все это занимало такую огромную территорию, что могло считаться городом в городе. Владелец такого дворца, должно быть, точно знал, что в этом мире ему подвластно практически все.

Вряд ли стоит удивляться, что высшая власть в Римской империи стала принадлежать гражданским лицам. Время Константина, когда считалось, что император должен жить и умереть с мечом в руке, давно прошло. Беспорядки остались в прошлом, и теперь командовали парадом чиновники, а не солдаты. У царей-воинов Ираншехра не было равных в Константинополе. Теперь редкий император садился на коня и отправлялся на войну. Цезари предпочитали управлять государством не во главе армии, а на заседании совета. Император и сам мог начать карьеру на гражданской службе. Анастасий, чья скаредная мелочность восстановила против него Кавада, первоначально был функционером в имперском секретариате. Поклонникам, которые желали восхвалить его в героических терминах, приходилось петь дифирамбы его лысине: «лоб блестит, как серебро»[218]. Император умер в 518 г., успев собрать 320 тысяч фунтов золота, – это достижение стоит многих побед на поле брани.