В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

Айя-София не была скромным сооружением — и даже таковым не задумывалась. «Любое здание, которое когда-нибудь было, должно сжаться перед ним», – экспансивно заявил один энтузиаст[325]. Ну и, разумеется, долг смертных — склоняться перед Богом, которого славят в этом соборе и чей крест из блестящего золота горел огнем с монументального купола, вселяя благоговение в сердца верующих. Pantocrator — так римляне Константинополя назвали Христа — «повелитель вселенной». В Айя-Софии и в церквях греческого мира Его представляли господствующим над безграничными владениями в окружении тщательно выстроенной иерархии ангелов и святых и невообразимо далеким от грязи и унижений человеческого существования. Именно такое божество могло показаться Юстиниану особенно привлекательным.

Но к Христу можно было обратиться и другим способом, никак не связанным с золотом и пурпуром. В 527 г., за пять лет до начала постройки Айя-Софии, маленький мальчик по имени Симеон бродил по базарам и трущобам Антиохии, по оливковым рощам, раскинувшимся к югу от города, и по склонам ближайшей горы. Ее труднопроходимые вершины являлись неподходящим местом для ребенка, впрочем, как и для любого другого человека, заботившегося о своем комфорте. В этих диких местах было очень опасно. Вокруг кишели бандиты, бродило немало львов и медведей. Жить среди этих скал — значит отказаться от всех благ цивилизации, стать monachos — монахом — «тем, кто живет один». Конечно — и это хорошо понимали христиане, – ни один мужчина никогда не бывает совершенно один. Впрочем, женщина тоже. Демоны, словно мухи над прилавком мясника, роем летают там, где есть запах греха; ангелы, сомкнув ряды, являются легионами Бога. Скрытые от взглядов падшего человечества, они также излучают сияние. Увидеть их может только монах. Мужчины и женщины, пожелавшие покинуть надушенную грязь человеческой компании и устремить взгляды в небеса, посвятив себя служению Богу, могут надеяться, что на них снизойдет огонь Святого Духа, хотя сами они — создания из плоти и крови: «Если пожелаешь, ты станешь пламенем»[326].

Однако мужчине или женщине было недостаточно лишь удалиться от мира, чтобы достичь этого состояния. Один монах, когда его спросили, как можно достичь спасения, быстро разделся донага и воздел руки к небу. «Таким должен быть монах, – сообщил он, – лишенным всех вещей и умерщвляющим плоть»[327]. Но в мире, где мученичество больше не было альтернативой, что значит умерщвлять плоть? Этот вопрос каждый решал для себя по-разному. Большинство монахов довольствовались тем, что подчинялись общей дисциплине монастыря. Они проводили дни в тяжелых трудах, а ночи — без сна, вознося хвалы Господу[328]. Некоторым монахам хотелось сделать больше. Они сыпали пепел в свою жидкую кашу, или питались только тем, что соскабливали с подошв своих сандалий, или жили как скот — на цепях в коровниках и ели траву. Один из самых творческих актов самоотречения выполнила женщина, которая заключила себя в камеру с прекрасным видом на реку и потом всю оставшуюся жизнь отказывалась взглянуть в окно. По сути, чтобы стать истинным поклонником Бога, необходимы страдание и одиночество.

Что же касается тренировок (ascesis), требовавшихся для достижения чудесного апофеоза святости, то мало кто станет отрицать, что пальма первенства здесь принадлежит аскетам Сирии. В этом регионе издавна выполняли самые зрелищные акты самоумерщвления. Согласно одной древней традиции, язычники забирались на столбы — styloi — и оставались там на неделю, «общаясь с Богом в вышине»[329]. Тот факт, что Сирия теперь купалась в свете Христа, очистив свои храмы от демонов, никак не повлиял на тесную связь между столбами и доступом к сверхъестественному. Примерно в 430 г., за столетие до того, как юный Симеон Антиохийский покинул свой дом, другой Симеон — пастух — забрался на шестидесятифутовый столб на краю Сирийской пустыни. Там он оставался не неделю, а тридцать лет, до тех самых пор, пока его душа не отправилась на небеса. Это беспрецедентное деяние — намеренный вызов демонам. Чудовищный аскетизм Симеона легко затмил все, что было достигнуто язычниками. Для людей, только недавно лишенных своих древних богов, исхудавшее, завшивевшее и заросшее волосами тело столпника служило грозным явлением силы их нового божества (через много лет после смерти Симеона люди, которым он являлся в видениях, узнавали его именно по волосатости). Слухи о чудесах, происходивших благодаря молитвам Симеона, достигли даже Эфиопии и Британии. В Риме его поклонники прикалывали изображения его столба к косякам своих дверей. Он стал самым известным человеком в мире.