В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю

Причем тревога основывалась не только на обычной паранойе. Несмотря на мед и молоко, которые, как известно, текли по Святой земле, она граничила с дикой местностью, которая, как правило, всегда таит в себе опасность. На самом пороге Иерусалима, вдоль 15-мильной дороги, ведущей на восток в Иерихон, опасность была за каждым камнем. На этой дороге всегда хозяйничали бандиты, поэтому она называлась «кровавым путем» (это перевод библейского Adommim; по Иерониму, именно здесь путешественник в притче о добром самаритянине оказался среди воров). Южнее Иерихона, где пирамидальные скалы опускаются к водоему, с чьей-то легкой руки названному Мертвым морем, пейзаж оказывался еще более устрашающим: вокруг не было ничего, кроме пыли, соли и грязи. Именно здесь после сожжения храма в I в. армия еврейских мятежников в последний раз оказала сопротивление. Но еще задолго до этого регион стал свидетелем сожжения грешников и потрясающего ужаса Божьего гнева. На восточном берегу Мертвого моря, где грязь пузырится, издавая невыносимое зловоние, некогда стояло два могущественных города, Содом и Гоморра. Их жители — так утверждают моралисты — вовсю предавались порокам: насилию, сексу с представителями своего пола, пусканию газов на публике (последнее утверждение — исламская трактовка). Донельзя разозленный такой порочностью, Всевышний решил истребить оба города. На них обрушились огонь и сера: «И дым поднимается с земли, словно дым из печи»[375]. От Содома и Гоморры не осталось ничего, кроме странных засоленных руин, служивших для устрашения путников.

Но урок оказался все же не совсем жестоким. На южном берегу озера стояла церковь, а в ней — пещера. Говорят, что племянник Авраама Лот, предупрежденный ангелами, укрылся там со своей семьей — единственные уцелевшие жители уничтоженного Содома. Смысл сказанного — праведник, вроде Лота, может избежать гибели вместе с обреченным народом, скрывшись в дикой местности, – не оставался незамеченным на протяжении веков. Самаритяне не были первыми беженцами, искавшими убежища за границами Земли обетованной. Еще во время римских гонений христиане сделали то же самое. Некоторые из них, даже после обращения Константина, отказались вернуться из пустыни к соблазнам повседневной жизни. Аскеты хотели построить для себя город Бога среди скал за Иерусалимом, как в горах Антиохии или в Синайской пустыне. В унылом, населенном бандитами краю монастыри, стоявшие вдоль восточной границы Палестины, должны были служить оплотом рая. В них жили воины Бога, собранные по всей империи, их соединяли тропы, пересекавшие мрачное безмолвие, словно нити раскинутой свыше сети, а впечатляющие каменные укрепления придавали им вид крепостей. Эти lavras — лавры — служили церкви в ее великой битве против демонов первой линией обороны. В пустыне, где дьявол искушал самого Христа, могли выжить только сильные духом. Слабые отсеивались, а сильные становились еще сильнее. Вот почему на Святой земле именно монахи становились ударными частями ортодоксии. Обожженные в доменной печи пустыни, они являли собой пример силы и выносливости, образец веры. На этих людей можно было положиться. Они могли принять мученичество, устроить публичный протест против любых намеков на уступки монофизитам, заставить имперские власти напрячь все силы в борьбе против врагов Бога. Все это важнейшие задачи везде, но на Святой земле особенно.

«Вооружайтесь против ересей, против евреев, против самаритян, против язычников, – требовал Кирилл, велеречивый епископ Иерусалима в первом веке существования города как христианской столицы, предупреждая обращенных о тяжкой ноше, которую Господь взвалил на их плечи. — У вас много врагов. Позаботьтесь об оружии»[376]. Спустя два столетия везде на Святой земле появились знаки того, что призыв Кирилла не был оставлен без внимания: на холме над Тивериадой, на вершине горы Гезирим, в разрушающихся покинутых храмах. Однако имелось лишь немного следов самой, вероятно, знаковой победы. Давая советы обращенным, Кирилл особенно задержался на следующем: если книгу не читают в церкви, тогда не делайте этого и сами, даже в одиночестве. В первую очередь он предостерегал против лицемерных писаний, которые назывались «евангелия», но на деле были фальшивы и полны обмана[377]. Такое предостережение, разумеется, стало бы весомым везде, но на Святой земле особенно. Не каждый христианин, коих сюда стекалось великое множество, придерживался ортодоксальных взглядов. Страстное желание идти по стопам Христа вовсе не обязательно подразумевало подчинение решениям Никейского собора. В космополитическом характере Святой земли имелись основания и для удовлетворения, и для тревоги. Больше нигде в мире — и Кирилл это понимал — не были столь доступными запрещенные «евангелия», доктрины и личности.