В тени молнии

Теперь уже удивилась Киззи. Тайное покровительство было редкостью: весь смысл отношений между клиентом и патроном заключался в публичной демонстрации престижа, влияния и преданности. Конечно, тайный покровитель мог получать свою часть прибыли – скажем, от продажи хлеба, но он не мог похвастаться друзьям, что имеет долю в лучшей пекарне города. А клиент не мог воспользоваться именем своего тайного патрона для защиты от рэкета или получения более выгодных условий от поставщиков.

– Почему тайной? – спросила Киззи.

– Для меня важна независимость, – фыркнул в ответ Торлани. – Адриана шесть раз давала мне деньги на пекарню и тайно посылала своих людей, когда Дорлани становились слишком назойливыми. Я должен… Если я еще здесь со своим товаром, это благодаря ей.

Следующий вопрос Киззи был хорошо продуман:

– Может быть, тебе есть что рассказать о смерти Адрианы ее сыну?

Торлани явно боролся с собой. Схватив одну из буханок, он откусил от нее и принялся яростно жевать, бормоча что-то себе под нос. Наконец он проглотил прожеванное и сказал:

– Если кто-нибудь опять спросит меня об этом, я буду все отрицать.

– Я спрашиваю не для судьи, – прямо заявила Киззи. – Ни одна душа не узнает, от кого исходят сведения.

Он еще поколебался, а потом тихо заговорил:

– Ладно. Я стоял как раз здесь, когда ее убили. На площади закричали, я посмотрел туда, – он бросил взгляд в другой конец проулка, – и увидел человека в простой белой маске. Он вбежал в проулок с площади, споткнулся прямо перед моей тележкой, и маска слетела с его лица. Ненадолго. Я притворился, что не вижу его, но он даже не взглянул на меня. Надел свою маску и ушел.

– Ты узнал его?

– Конечно. Он же покупал у меня хлеб.

Киззи почувствовала, как чаще забилось ее сердце.

– И кто это был?

– Чуриан Дорлани.

У Киззи подкосились ноги. Конечно, сам по себе Чуриан Дорлани не был важной особой – ничем не примечательный член семьи-гильдии Дорлани. Но он носил фамилию Дорлани, и Киззи тут же прошиб пот. Дорлани были одной из пяти могущественнейших семей-гильдий в Оссе, их матриарх заседала во Внутреннем собрании.

Считалось, что Адриану убили заговорщики из Грента. Так почему же в этом оказался замешан член оссанской семьи-гильдии?

– Ты говорил Сжигателям об этом? – спросила Киззи.

Торлани покачал головой:

– Нет, конечно. Сдать им одного из Дорлани – значит подписать себе смертный приговор.

– Но мне ты сказал. Даже если ты обязан Адриане…

Киззи осеклась. Неужели она так удивилась, что сомневается в разумности собственного свидетеля? Но Торлани не рассердился – только покачал головой:

– Я часто продавал хлеб Адриане и Демиру. Многие позабыли о нем, но я еще помню те времена, когда он был важным человеком в Оссе. Я помню, как он старался, чтобы люди видели в нем политика, а не гласдансера. Мимо моей тележки каждый день проходит много людей, но мало кто пытается изменить мир к лучшему. Таких людей хорошо помнишь. Если Демир захочет отомстить за свою мать, я сделаю для него все, что смогу.

– Спасибо за наводку.

Киззи вынула из кармана пачку банкнот – Демир может позволить себе быть щедрым, – положила их на прилавок, прихватила еще буханку хлеба и вышла на площадь, размышляя о том, в какое положение она попала. В общем-то, она почти ждала, что одна из семей-гильдий окажется замешанной в этом убийстве. Но чтобы Дорлани…

Задача внезапно стала намного сложнее и опаснее.

В какой-то момент Киззи даже решила пойти к Демиру, вернуть ему деньги и сказать: «Разбирайся сам». Но она подавила это желание. В конце концов, она же не трусиха. Раз взялась за работу, значит доведет ее до конца, стекло ее покорябай.

Просто теперь придется действовать с оглядкой.

9

Ранним утром Демир вернулся в «Гиацинт». Ночь он провел за проверкой шпионской сети Адрианы в Иностранном легионе – из десятков контактов рабочими оказались только семь. При этом Демир всю ночь таскал с собой раненого, напуганного сокола – не самая легкая работенка. Измотанный и разбитый, он пришел в отель и, никем не замеченный, поднялся по черной лестнице на крышу, где имелась плоская площадка, невидимая с улицы.

Там был устроен птичник, большой, почти как конюшня, – массивная клетка с отделениями для птиц и шкафом для снаряжения. Птичником не пользовались, похоже, с тех пор, когда умер ручной сокол Демира, – мальчику было тогда двенадцать. Теперь он отнес раненую птицу в самую просторную клетку, осторожно посадил ее на насест и снял с ее головы импровизированный колпачок. Птица вздрогнула, повертела головой и громко, пронзительно вскрикнула.

Сокол скакал с жердочки на жердочку, оберегая левое крыло и слегка вздрагивая. Вдруг он шарахнулся в сторону, видимо напуганный звуками с улицы. Демир подумал: неплохо бы соорудить перегородку вдоль края крыши, чтобы немного приглушить шум. Но этим он займется позже – а лучше поручит это кому-нибудь из служащих отеля.