– Вообще-то, у нас здесь вовсе не ярмарка, а народное восстание! На площади Восстания! – и, довольный каламбуром, пусть и произнесенным явно не в первый раз, засмеялся.
– Восстание? – удивилась Алия, – вот это? – она указала на людей, сидящих кружком неподалеку, и увлеченно поющих под гитару.
– Самое большое за четверть века, не сомневайся! – ответил Гедеон, – мы, народ, протестуем против несправедливости системы!
– Расскажи мне, пожалуйста, с самого начала. Я издалека, и даже не слышала ни о чем таком, – Алия старательно изображала из себя деревенскую дурочку.
– Сейчас я все объясню, – попробовал было вмешаться Иан, но Гедеон сказал:
– Нет уж, ты упустил свой шанс. Сейчас моя очередь. С чего бы начать? Наш город, как ты успела понять – особенный: город искусств, культуры и свободы. Других таких городов по всей Империи не сыскать, и легко могло бы не быть ни одного – чистая удача, что здесь все обернулось таким образом. Во-первых, у нас еще со старых времен заседает не просто собор, а городская Ассамблея, составленная из людей уважаемых и в меру строптивых. Во-вторых, последние восемь лет над Щачинской Церковью начальствовал епископ Иеремей, человек в вере хоть и твердый, но скромный и тихий: веру он проповедовал, а не насаждал, и в храмы свои предпочитал приводить людей убеждением, а не силой. Но три месяца назад то ли удача нас оставила, то ли кто-то решил, что хватит с нас вольнодумства – и Иеремея сменил новый епископ, Ариан, из самого Латальграда, истовый и дремучий. Он полжизни служил Инквизитором, а вторую половину воспитывал молодежь себе на смену. Едва приехав в город и оглянувшись по сторонам, он сразу же пришел от здешних порядков в ужас: ересь, с которой он так долго боролся в Латальграде, была тут просто повсюду. Он торжественно пообещал привести наш город, как он выразился, «в порядок».
– Вернее, в то плачевное состояние, в котором находились все остальные имперские города, – проворчал Киршт, подсевший к ним с большой железной кружкой обжигающего чая и бутерброда с колбасой, которую принесла Алии.
– За первый месяц Ариан объявил ересью и запретил анекдоты, стихи с плохой рифмой и картины, нарисованные не слишком старательно. В скором времени в список добавили еду и одежду, которые были произведены за пределами Империи – ведь они могли быть испорчены, случайно или, чего хуже, нарочно, чтобы подкосить здоровье горожан, – продолжал Гедеон, – через некоторое время Ариан с удивлением обнаружил, что горожане по-прежнему погружены в ересь. Более того, после всех эдиктов их греховность, как ни странно, скорее выросла: они и не думали воздерживаться от запрещенных вещей, и вместо этого крыли епископа матом. Мы, щачинцы, такие! – Алия заметила, как на мгновение сморщилось лицо Киршта.
– Помолившись, вспомнив о тех испытаниях, через которые прошла Церковь в былые времена для победы над своими врагами, и смирившись со своей ношей, Ариан решил действовать настойчивее. Он учредил при Щачинской Церкви тайный орден Искателей, и его адепты принялись доносить епископу обо всех услышанных греховных разговорах и обо всех увиденных еретических вещах. Они исподволь проверяли благонравность своих знакомых, сидели на почте, вскрывая чужие письма, и копались в мусоре, чтобы обнаружить там остатки запрещенной иностранной колбасы.
– Неужели сажали в тюрьмы за кусок колбасы? – удивилась Алия.
– Глупости, конечно же, нет. В первый раз вызывали на разговор к Инквизитору, и во второй раз тоже… Могли на работе премию снять, или из Академии исключить, а если человек известный – то и в храме на проповеди ославить, или даже епитемью наложить.
– Этим, кстати, Ариан в первую очередь воспользовался, – ввернул Киршт, – наложил на членов Ассамблеи, самых языкастых, обет молчания. Заседания тут же стали гораздо тише, а члены Ассамблеи – гораздо злее.
– А еще могли в Монастырь отправить, на лечение от ереси и одержимости, – вставил Иан, – вот, собственно, это…
– Да погоди ты, дай по порядку рассказать, – отмахнулся от него Гарин, – покончив с книгами, картинами и колбасой, Ариан вдруг озаботился нравственностью молодежи. Город, по его словам, прогнил насквозь, и причину этого нужно было искать в воспитании подрастающего поколения. Поинтересовавшись, чем занимаются молодые люди в свободное время, Ариан вновь ужаснулся. Оказывается, вместо спортивной подготовки к защите Родины и штудирования трудов отца Латаля, – Гедеон сыпал все новыми и новыми неизвестными ей именами, но Алии ничего не оставалось, как понимающе кивать, – молодежь режется в Меч и Посох!
– Меч и Посох? – недоуменно переспросила Алия.