В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943

Очень скоро отпуск подходит к концу. Уже 9 января приходится расставаться, потому что на дорогу до северной линии фронта требуется десять дней. В Военной академии в Берлине проходят важные совещания с хирургами-консультантами инспекции медицинской службы. Первое место на этих совещаниях занимают вопросы лечения легочных ранений, переломов костей и обморожений. Затем разговор заходит о прижигании ран. Я рассказываю о своей встрече со старшим полковым врачом господином Паукером и объясняю, почему хочу строжайшим образом запретить его метод. Из ответов коллеги понятно, что и он, и господин инспектор относятся к прижиганию ран весьма скептически. Чтобы быть справедливым, начальник инспекции медицинской службы поручил берлинскому хирургу профессору Карелису провести опыты на животных с применением каленого железа. Я немедленно его разыскиваю. Мы ведем оживленный разговор о прижигании ран. Он подробно рассказывает о своей экспериментальной технике и сообщает о результатах опытов. Они полностью негативные. Об этом он уже сообщил инспектору. Теперь, ссылаясь на мой опыт в отношении прижигания ран на фронте и на мои предостережения, осталось только решиться и окончательно запретить метод прижигания на фронте.

Фронт разорван

Монотонно стучат колеса нашего поезда, мчащегося на восток из Берлина в Кенигсберг. Никогда не знаешь, что будет дальше, и все-таки в тот же самый вечер от пригородного вокзала Кенигсберга должен отправиться поезд в направлении Пскова. Я могу на него успеть. Кажется, проблема возвращения на фронт решена.

Снова дни и ночи мы катимся по снежным полям, по бескрайним просторам заснеженной земли, которую лишь неясно можно разглядеть сквозь обледенелые окна. После бесчисленных остановок, зачастую на запасных путях, наконец, поезд, с шумом скользя по рельсам, подъезжает к Даугавпилсу и заезжает в тупик. Ожидание, бесконечное ожидание.

Проходят часы – никакого движения. Мне уже становится не по себе. В конце концов я отправляюсь к головному вагону, чтобы посмотреть, в чем дело. К моему удивлению, выясняется, что от нашего поезда отцепили локомотив.

– Как же так, – спрашиваю я какого-то железнодорожника, – что-то случилось?

И впрямь случилось. Как объясняет мужчина, локомотив нашего поезда понадобился для важной перевозки. Нужно было срочно переправить на фронт оружие и боеприпасы. Неужели не было никакого запасного локомотива? На это он только смиренно пожимает плечами.

– Взгляните туда, господин капитан, все машины от холода пришли в негодность.

На соседнем пути друг за другом стоит около сорока немецких локомотивов, которые из-за мороза вышли из строя. Инженеры, конструировавшие машины, не рассчитывали на такую низкую температуру. Взгляд скользит по длинной веренице убитых монстров. Какое-то неприятное чувство охватывает меня. Как же в таких условиях обеспечивать армию всем необходимым? На этот вопрос он горько отвечает:

– Дело дрянь! Если так пойдет дальше, скоро русские будут здесь, господин капитан, – и дальше начинает описывать то, что происходит на линии фронта.

Введя в бой вновь прибывшие войска своей Восточной армии, Иваны непрерывно штурмовали наши позиции и в нескольких местах прорвались глубоко вперед. Начиная от самого устья Ловати была отрезана и почти окружена Старая Русса. Сибиряки прорвались между озером Ильмень и городом и с севера стараются перекрыть дорогу. Старая Русса оказалась в чрезвычайном положении, так как Иваны окружили ее также и с юга. Очевидно, ударные части русской армии стараются прорваться в направлении Даугавпилса до самого моря, чтобы отрезать весь северный фронт. Удивительно, что им не удалось прорваться на занесенной снегами и обледенелой территории между Холмом и Старой Руссой. Фронт, напротив, удалось удержать. Быстро переброшенные в места прорывов запасные подразделения спасли положение, уже критическое. Железнодорожник рассказывает, что на километр линий фронта приходится лишь одна артиллерийская огневая точка, а за ней – ничего.

Наша большая дуга в районе Валдайской возвышенности, благодаря которой мы надеялись соединиться с немецкими дивизиями, находящимися под Калинином, оказалась в большой опасности. Вдоль берега озера Селигер на участке шириною восемьдесят километров, который обороняла Берлинская дивизия, известная под прозвищем Tango-oder Marmeladendivision,[26] русским удалось прорваться далеко вперед. За озерным плато можно было чувствовать себя в абсолютной безопасности. Но русские знали свою землю, им была знакома зима. Красные совершенно спокойно выждали время до тех пор, пока не замерзнут реки и болота, а затем под защитой тумана при крепчайшем морозе прорвались вперед между двумя деревнями. И сразу же стали расширять дорогу прямо посреди нашей линии фронта. В этом месте разразилась настоящая катастрофа.