В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943

В страшной спешке и суматохе выгружаются артиллерийские боеприпасы. Со всех сторон из леса уже подъезжают автомобили. Среди них есть и замаскированные санитарные машины с ранеными, которых нужно вывести из зоны окружения. Многие тревожно прислушиваются и всматриваются в небо. Утром русские бомбили аэродром. На гладкой снежной поверхности видны коричневатые воронки и выбоины, а на краю летного поля бессчетное количество «убитых» самолетов – разбитые машины, которые развалились либо во время посадки, либо в результате артобстрела.

Как только выгружаются боеприпасы, начинается погрузка раненых. Какое-то время я наблюдаю за этой суматохой, затем на санитарной машине отправляюсь в Демянск в расположенный там полевой госпиталь. Здесь я впервые встречаю Венка, начальника того полевого госпиталя, которому суждено было стать моей родиной в зоне окружения.

Венк, под два метра ростом, могучего телосложения, напоминает профилем древние каменные рыцарские надгробия в церквях. Волосы отливают рыжеватым блеском. Он играет чрезвычайно важную роль не только в своей дивизии, но и во всей зоне окружения под Демянском. Венк – человек фридерицианской выправки и опора всей крепости. Между нами сразу же устанавливается контакт, мы становимся друзьями. В его госпитале в настоящее время находится несколько сотен человек. Тридцать из них настолько тяжело ранены, что не подлежат транспортировке, в том числе на самолете. Общая вместимость одного госпиталя составляет две с половиной тысячи человек. Огромный потенциал.

Сегодня я позволяю себе сделать паузу и отдохнуть после перелета, который не прошел для меня бесследно, поскольку «Ju-52» не слишком-то плавно летит. Болтается во все стороны, точно жирная утка на волнах.

Солдаты настроены потрясающе. Они, что находятся вдали от пуль, чувствуют себя защищенными и от врага, и от начальства. В окружение попали шесть дивизий. Каждый точно знает, что происходит. Друг на друга можно положиться. Благодаря такой атмосфере у «графства Брокдорфа» появляется особая притягательность.

Работа в графстве

Первая ночь в окружении проходит неспокойно. Неповоротливая машина кружит над Демянском и окрестностями, без разбора сбрасывая бомбы, а с линии фронта до нас постоянно доносится шум боя.

Утром я начинаю осматривать пациентов в полевом госпитале Венка, однако осмотр не удается завершить до конца. Дело в том, что подвозят двух крайне тяжелых раненых с повреждениями брюшной полости. Одного я беру на себя, а другим занимается Торбек, превосходный врач, обер-лейтенант родом из Прибалтики. У обоих дела обстоят плоховато, хотя их доставили к нам довольно быстро. Смертельная бледность и легкая потеря сознания характеризуют их состояние. Для поддержки кровообращения им тут же ставят капельницы.

Мы оперируем рядом друг с другом за двумя разными столами – помещение довольно просторное. Работаем, изредка перебрасываясь словами. Через некоторое время, не оборачиваясь, я обращаюсь к Торбеку:

– Как у вас дела?

– Я только что начал. Снаряд попал в левый бок и разорвался. Куда полетели осколки и что они там натворили – этого я еще не знаю. Осколки застряли внутри, выходов нет.

Мы опять замолкаем и работаем дальше.

У моего пациента правостороннее ранение тазовой области. Снаряд совершенно раздробил кость. Нужно широко развести края раны, чтобы точно оценить масштаб повреждений. К своему ужасу, я замечаю, что многочисленные отверстия ведут в брюшную полость. Плохо, совсем скверно. Через эту огромную грязную рану я не могу вскрывать брюшную полость; тогда она точно загноится. Итак, мы дренируем большую рану, накладываем всего несколько швов и молча прикрываем ее. Мне подают новые инструменты и новые резиновые перчатки.

Рассекаем ткань ниже пупка. Теперь можно осознать всю трагедию. Изрешеченные кишки! С печальным видом я выпрямляюсь и еще раз спрашиваю Торбека:

– Как у вас дела?

– Плохо, – говорит он. Этим все сказано. – Селезенка разорвана. Ее пришлось удалить. Пробит желудок и толстая кишка. Хотите взглянуть?

Я останавливаюсь, складываю руки вместе, чтобы случайно до чего-нибудь не дотронуться, и иду к другому столу. Смотрю через плечо Торбека. Он показывает мне безрадостные находки.

– Может быть, после удаления разорванной части кишечника вывести окончание наружу и временно сделать искусственное анальное отверстие, а другой конец зашить? Делать новое соединение кишки прямо сейчас слишком рискованно, на мой взгляд, оно не срастется.

– А теперь посмотрите на моего.

Торбек идет ко мне и видит весь ужас. Он молчит.

– Хочу попробовать вывести разорванную часть кишечника наружу и оставить так. Потом посмотрим, что делать дальше… если до этого дойдет!

Торбек все еще стоит около меня, осознавая свое бессилие.

– Боюсь, эти двое не принесут нам славы!

То же самое думаю и я. Он снова направляется к своему столу, мы продолжаем молча и ожесточенно оперировать, как велит нам долг.

Уже вечером становится ясно, что все усилия были напрасными. Все та же песня. Ночью они у нас умирают.

Бесконечные разговоры