В тени славы предков

Перед князем предстал седой муж, непростой по одёже: в красных сапогах, синем шёлковом коче, наброшенном на рубаху алого шёлка, с уверенно гордым взглядом голубых глаз. Некрут улыбнулся мужу, почтительно отступил в сторону, будто давая ему место для пляса. Павша угрюмо посторонился: в мужике узнал того, что встретил во дворе Некрута, когда приезжал грозить ему, и этот муж тогда очень хотел с Павшей поговорить.

— Дозволь слово молвить, свет Владимир-князь! — попросил он. Владимир окинул его безразличным взглядом: что ты скажешь за свой род? Но из уважения к сединам и из-за того, что хотелось потянуть с решением, кивнул.

— Родители мои назвали меня Гунастром, люди же зовут Гостилой, и я старший в своём роду.

Голос Гостилы был глубок, таким голосом под гусли сказания бы петь. Ворчащая толпа глядельщиков любопытно затихла. Гостила продолжил:

— Я с детства знаю Некрута. И я скажу вам, люди, и тебе, княже, что Некрут мог убить свою жену!

Гостила осмотрелся вокруг, посмотрел на князя: мало кто поверил своим ушам. Владимир, подавшись вперёд, не мигая смотрел на руса. Некрут отошёл на несколько шагов, будто пытаясь рассмотреть родича: не подменили случаем?

— Ты чего это? — вырвалось у Некрута.

Гостила вдруг взъярился:

— Мне стоит рассказать, как ты, вьюношей ещё, во хмелю, топором зарубил парня ни за что, только потому, что тебе голову задурило? Или девку понасиловал с другом своим, потом утопилась она от бесчестья? Старше стал, так думали, что остепенился, ан нет: только колода да холм могильный тебя исправят! Я не хочу кровной войны из-за такого, как ты!

— Княже! — обратился Гостила к Владимиру. — Коли Некрут не сознаётся, так пусть поле будет им высшим судьёй!

Толпа глядельщиков ещё до окончательного решения Владимира разразилась бодрыми криками, предвкушая забаву. Некрут скривился лицом, улыбнулся, но как-то нехорошо, будто полоумный в час безумия. Колот, у которого с души упал камень, заволновался от недоброго предчувствия. Павша уже стоял подле него — потерянный и как будто постаревший — и говорил что-то, едва слышное, в громком гудении зевак, что-то про бронь и оружие. Лапа удивился, что не слышал, как князь объявил решение, но в таком шуме услышать его было непросто. Зато ясно пронёсся голос Гостилы:

— Не вздумай наймита выставить вместо себя, Некрут! Не позорь род наш, в тебе силы ещё полно. Сам сражайся!

Павша стягивал снурками поддоспешник, натянул Колотову кольчугу, подпоясался, попрыгал, покрутил туловищем, проверяя, хорошо ли легло железо. Лапа, держа за ножны, протянул племяннику меч, молвил, когда лязгнул вытаскиваемый клинок:

— У него есть имя: Посмертный Дар. Помнишь, я сказывал тебе, как он мне от ставшего зброднем соратника достался? Этот меч выпил много крови и тебя не подведёт.

— Спасибо, стрый!

Дружинники раздвинули в стороны толпу, воткнутыми копьями обозначили края «поля». Противники встали друг против друга на разных концах. Некрута одели в броню с чужого плеча, дали чужой меч. По змеившемуся узору было видно, что клинок кован добрым мастером и стоил, как стадо коров. Если Павша победит, а он в этом не сомневался, меч и броня достанутся ему. Турин, лёгким для большого тела шагом, встал между противниками. Некрут, пока не объявили начала поединка, обернулся к зрителям и позвал:

— Загиба!

Молодой парень, ровесник Павши, в стегаче и кожаном шеломе, вышел из толпы. Павша узнал его сразу: Загибу изгнали из княжеской дружины четыре года назад за то, что украл у соратника калиту с кунами. Загиба был ярым игроком в зернь и проигрывался до чёрного волоса [228]. В конце концов увлечение довело его до воровства. Святослав без зазрения повесил бы Загибу, Ярополк же, известный своей добротой, просто выгнал нерадивого кметя. Потом о судьбе Загибы ходили разные слухи: то к купцам нанимался, в Тмуторокани был, ходил в походы с русами, вроде и в разбойных ватагах люд честной грабил; ещё ходил слух, что из рода выгнали его. Павша не удивился бы, если Некрут, вопреки наказу Гостилы, выставил бы Загибу вместо себя, но Некрут объявил:

— Меня, в отличие от супротивника моего, не учили искусству ратному, потому этот человек будет носить щит за меня в поединке.

Павшины сторонники возмущённо загомонили. Горячий Плоскиня предложил другу:

— Возьми кого из наших, Павша!

Павша презрительно плюнул себе под ноги, ответил:

— Этому гадёнышу ничего не поможет!

Пестряй продолжал горячиться:

— Слышь, Загиба! Если Павша не убьёт тебя, то со мною встретишься! Тебя на свете этом никто не любит, все помнят шкоды твои и за что тебя из дружины выгнали!

— Жаль будет парня, если убьют или покалечат в поединке, — прогудел Добрыня. Владимир, хмурясь, смотрел в сторону поединщиков. Павша понравился ему: такой не побежит с поля боя, а этот Некрут нашёл, видать, подобного себе: из дружины просто так не погонят. Князь желал в душе, чтобы Павша одолел противника.