В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

Мы не знали, как долго продлится наше пребывание в полку. Но в отличие от монотонных земляных работ здесь мы чувствовали себя более нужными и полезными для фронта. Чтобы успокоить маму, я несколько раз в неделю посылал ей письма, сразу указав номер моей полевой почты. Нас отделяло друг от друга совсем небольшое расстояние. Но, как говорят, близок локоть, да не укусишь. От мамы также стали приходить весточки, где между строк читалась тревога за меня и надежда на мое скорое возвращение.

Тем временем мы все больше втягивались в суровую и тревожную жизнь полка, который, по всем признакам, готовился к отправке на передовую. Стало больше озабоченности и суеты. Усилились авиационные бомбежки. Замаскированные зенитные орудия практически день и ночь били по врагам. Наш сон сократился до минимума. Мы напросились, в промежутке между нашими дежурствами, участвовать в подвозе снарядов, а также в чистке и смазке неостывающей военной техники. В один из налетов разметало вещевой склад, снесло часть ограждения, а воронками изрыло ухоженный полигон. К счастью, мощные укрытия были устроены далеко. На этот раз обошлось без человеческих потерь.

В один из холодных и ветреных ноябрьских дней Василий оповестил о начале передислокации нашего подразделения. Технику осторожно демонтировали и в упакованном виде устанавливали на «студебеккеры»[17] и платформы с мощными тягачами. Мы очень быстро повзрослели на годы вперед. Поэтому без лишних расспросов действовали наравне с бывалыми солдатами. За несколько дней передовые подразделения и основная часть техники спешно покинули территорию, которая уже стала для нас вторым домом. Группа обслуживания ПУАЗО должна была последовать за ними после полного завершения работ. Василий как-то во время короткого отдыха сказал, что намерен поощрить нас за усердие и мужество. Он также добавил, что мы достойны носить звание сыновей полка.

Тем временем, по принципу «свято место пусто не бывает», опустевшая база превратилась в подобие перевалочного пункта: подходили новые войска. Через несколько дней мы услышали сообщение, вызвавшее радостное ликование. Это была первая крупная победа Красной армии в начале войны. После недельной оккупации был освобожден Ростов[18]. В числе отличившихся частей назвали и полк народного ополчения. Окончательное освобождение города произошло 29 ноября 1941 года. Эту дату я запомнил навсегда. Она могла стать последним днем моей короткой жизни.

Вечером, как бы в отместку за изгнание из Ростова, произошел массированный налет люфтваффе. В это время мы все находились в двухэтажном строении, завершая последние сборы. Взрывная волна с грохотом и треском оставила дыры вместо оконных и дверных проемов. Пройдя насквозь, она втянула внутрь помещений огромную массу мусора. Обрушилась большая часть междуэтажного перекрытия – балки и деревянный настил. Двухскатную кровлю с чердаком просто снесло. Всех, кто находился в помещении, разметало в разные стороны. Не знаю, отключалось ли сознание в страшных объятиях взрывной волны, щедро забросавшей меня тяжелыми глыбами земли, камней и мусора. Помню, когда меня вытащили из-под завала, адское ощущение боли в глазу, груди и колене правой ноги. Оперированный глаз был залеплен размокшей землей, перемешанной с мелкими камнями.

Поверье, что в один и тот же окоп снаряд дважды не попадет, конечно, проверено опытом бесконечных войн. Но в данном случае опять пострадал именно мой правый глаз. Несмотря на общую суматоху и хаос, меня немедленно передали в руки санитарной команды. Раненых и контуженых, в числе которых оказался и я, перевезли в полевой госпиталь в небольшом поселении Самарское. Вторая глазная операция была менее удачной, чем первая. Зрение в глазу практически снизилось до светоощущения. На правом колене зашили рваную рану. Сняли сильные боли в затылке, позвоночнике и грудной клетке, полученные в результате общей контузии.

В госпитале я узнал о гибели во время этого налета Василия и четверых ребят из группы обслуживания ПУАЗО. В их числе оказался славный Микола, с которым мы стали неразлучными друзьями. Трудно смириться с тем, что кровожадная и ненасытная пасть войны непрерывно поглощает неисчислимое количество человеческих жизней. А для свидетеля их гибели боль от утраты часто становится нестерпимой. Глубокое чувство скорби я на госпитальной койке выразил в словах:

Второе рождение, спасибо судьбе,
Лишь шрамы напомнят о страшной войне.
Ведь тысячи тысяч славных ребят
Пожить не успели, в землице лежат.
В степном Ставрополье был страшный налет,
Погиб в нем Василий и маленький взвод.
Вам вечная память. Пока буду жить,
Вас в сердце израненном стану носить.