В тени сталинских высоток

– Руку на власть поднял, москаль проклятый! Упеку тебя на перевоспитание в санаторий по имени «тюряга». Там основательно промоют твои грязные мозги!

Он зловеще заржал, всадив свой увесистый кулак мне в бок. Я с ужасом понял, что по собственной милости загнал себя в страшную ловушку. В одном шаге от заветной мечты появился призрак оказаться на грязных нарах с уголовниками. В состоянии обреченности я стал ждать приглашения к барьеру для составления протокола. Моя очередь, как на плаху, приближалась, когда в помещение ввели большую группу цыган в сопровождении нескольких милиционеров. Они с душераздирающими криками заполнили все пространство перед барьером. Мгновенная, как вспышка молнии, реакция подтолкнула меня к полуоткрытой двери. Невероятное совпадение помогло мне оказаться на улице и скрыться в толпе. При входе-выходе, именно в момент моего стремительного бегства, из-за суеты с цыганами отсутствовал дежурный! Иначе меня с позором могли вернуть обратно с поводом для ужесточения срока.

Я свернул в ближайший переулок, где находилась одна из скорняцких артелей, в которую мы поставляли смушки. Заплетающимся языком рассказал о случившемся и попросил встретить у входа в милицию Владимира с отцом. Вскоре скорняк возвратился не только с ними. Для моего освобождения была мобилизована вся казацкая родня Сатырей, которые приехали с донской станицы погостить. На этот раз из криминальной ситуации я, по счастливой случайности, вышел сухим из воды. Зловещее событие заставило переосмыслить линию поведения с расчетом на будущее. Сработал защитный принцип – нет худа без добра. Невольно, в целях самосохранения, произошло самоукрощение строптивого нрава. Вспыльчивость сохранилась – как врожденная черта. Но трезвый рассудок, в качестве элемента сдерживания, стал чаще выходить на передний план.

После пережитого потрясения жизнь снова вошла в привычную колею. Снабженческие вояжи с Владимиром продолжились до начала будущего года, который стал переломным этапом нашей жизни. Он вскоре определился с военной академией и уехал в Ростов-на-Дону. Я начал готовиться к отъезду во Львов для прохождения подготовительных курсов перед вступительными экзаменами. Это совпало с моим двадцатитрехлетием, когда, по возрастным признакам, должно было завершиться архитектурное образование, рассчитанное на шесть лет обучения. Наверстать упущенное стало моей навязчивой идеей.

Подошел день отъезда. Расставание с родителями смягчалось близостью Львова. Сохранялась возможность частого общения. Кроме того, они привыкли к моим отлучкам за истекшие годы войны. Когда поезд, громыхая в ночи, уносил меня вдаль, начался отсчет совершенно нового витка жизни. Ухабистые дороги перекрестков, развилок и закоулков мятежной молодости остались далеко позади.

Часть II. Вхождение

Пьянящий запах старины

Неуловимо превосходен!
Остатки крепостной стены,
Скорбящий лик на темном своде.

В тенистых парках листьев шум,

И запах кофе из кофеен.
Мадонна в нише на углу.
Явь и мираж. И сон навеян…

Сергей Герасименко

Мои архитектурные университеты

Итак, я на правах абитуриента переступил порог главного учебного корпуса Львовского политехнического института. Внушительных размеров старинное здание с классической колоннадой воспринималось как храм науки. Широкая парадная лестница вела на второй этаж, где размещался большой двухсветный актовый зал. Он был украшен одиннадцатью полотнами великого польского художника Яна Матейко[39]. Картины символизировали технический прогресс человечества.

Декан архитектурного факультета Юрий Лозовой любезной улыбкой встретил меня в своем просторном кабинете. Документы, представленные для допуска к приемным экзаменам, произвели на него очень благоприятное впечатление, которого он не скрывал.

– Я рад притоку на факультет таких, как вы, обветренных суровой жизнью молодых людей. Конкурс на одно место в этом году очень высокий. Отбор будет жесткий. Вы проходите вне конкурса, если результаты экзаменов окажутся положительными. Желаю удачи!