В тени старой шелковицы

В апреле 1945 года Соломон решил, что они должны сфотографироваться, – и Хоцы всей компанией отправились в фотоателье. Боре по этому поводу купили матросский костюмчик, на Мику надели чистые прокипяченные ползунки и еще одну пару взяли с собой – с этим Микуном постоянно случались разные неожиданности.

– Пожалуйста! Мальчик, смотри сюда, сейчас вылетит птичка… Посадите младенца! Что значит – не сидит? От пяти секунд ни у кого еще спина не ломалась! Зато на фотографии у ребенка будет лицо! Внимание! – одноногий фотограф, стуча деревяшкой-протезом, поднырнул под черную тряпку, которой был накрыт фотоаппарат на треноге. Объектив поехал вперед. Мишка испугался и начал орать. Соломон пробормотал: «Сейчас он уделает тут все вокруг!» Оля подавила смешок, Боря хрюкнул от смеха. Раздалось шипение и – пшик!

– Оп-ля-ля, самая лучшая ваша фотография, приходите через три дня. Все будет в лучшем виде…

Эта фотография сегодня висит у нас на стене, в рамке. Самая лучшая, как и обещал одноногий фотограф Перельмович.

И Микун на этой фотографии еще сухой. Через три секунды после вспышки Микун мощно обкакался.

Коломна

К середине апреля 1945 работы стало так много, что Соломон не успевал приходить домой ночевать. Звонил Оле вечером и утром, винился, что опять не принес с рынка картошки и ты, бедная, опять потащишься с двумя детьми…

– Соломон, але, ты слышишь меня? Письмо пришло от Сарры, она приглашает погостить… Они сняли на Сходне квартиру, ну, не квартиру, а две комнатки в частном доме… Ефим в Москве работает, тоже поздно приезжает… Сарра там одна с девчонками… Вместе нам удобней будет… Отпустишь меня? Але! Соломон! Слышишь?.. Ну хоть на недельку!

Соломон помрачнел. Конечно, его дома не бывает… Но в те минуты, когда он все же забегает домой, ему хочется, чтобы навстречу радостно полз Микун, чтобы бежал с визгом Борька, чтобы из кухни пахло Олиным борщом… Хотя, с другой стороны, она сестру последний раз в Некрасове видела… На недельку, говоришь?

– Алло! Соломон! Алло! Ф-фу! Ф-фу! – Оля усердно дула в трубку.

– Не дуй мне в ухо, я слышу. Я думаю.

– Да боже мой, что тут думать, Соломон!

– Я сказал – подумаю. Всё, отбой.

Он подумал – и в воскресенье повез Олю с детьми к Сарре. Пыхтел, тащил чемодан и Микуна. Оля семенила сзади, крепко держа Борьку за руку, и переживала: «Ну что ты так надрываешься! У тебя же сердце! У тебя давление!» – «Отстань!»

…Шестилетняя Марина играла в саду с двухгодовалой Галей – наталкивала ей за пазуху шишки, а Галя, молча, сопя, пыталась их вытащить. В калитку первым вбежал Борька, серьезно посмотрел на Марину: «Можно с тобой?» Поднял еловую шишку и быстро сунул Гальке прямо под пальто. Галька вытаращила на него глаза, возмутилась и завопила. Марина тут же стукнула Борьку кулаком по лбу: «Не трогай мою сестру!» От удара Борька плюхнулся прямо на дорожку, тут же промочив штаны насквозь.

– Ты Марина? – большой толстый дядька с чемоданом смотрел на нее. Рядом стояла тетка с ребенком на руках. Дядька был чем-то похож на отца, а тетка – на мать. Может, шпионы? На всякий случай Марина решила молчать.

– Мама где? – строго спросила тетка.

Марина молчала, насупившись. Зато Галка продолжала орать, и Борька легко ткнул ее кулаком: «Да заткнись ты!» Микун подозрительно закряхтел и покраснел.

– Этого еще не хватало! – завопила тетка и кинулась в дом мимо детей.

Соломон грузно двинулся за женой.

Марина услышала, как в доме звякнула посуда, раздались радостные восклицания, крики ребенка и короткий теткин вопль:

– Вот черт! Не успели!

Дети на улице затихли. Галя выковыряла из-под пальто все шишки и с интересом разглядывала Борю. Тот, чувствуя, что штаны промокли до трусов, решил никогда в жизни не вставать, во всяком случае, пока не стемнеет, – и уселся в луже поудобней.

На улицу вышла Тоня, хозяйка дома.

– Маришка, Галочка, идите в дом – ваши тетя с дядей приехали! А ты чего тут расселся? Ну-ка, – и Тоня потянула Борьку за руку. Тот уперся. – Ах, ты! – И Тоня сдернула Борьку с дорожки. Марина, увидев мокрые штаны, фыркнула: «Обоссался!» Борька покраснел до ушей:

– Я в лужу упал!

– Бабушке своей рассказывай!

– Мама!.. – Борька заревел и рванул в дом. Но маме было не до него. Микун занял всех: Оля мыла ему попу под умывальником, Сарра искала ведро замочить ползунки, Соломон агукал и люлюкал, глядя на красное орущее лицо любимого сынка, и на Борю никто не обращал внимания. Тоня поглядела на этот бедлам и решительно повела ребенка на свою половину дома:

– Давай, снимай штаны. Вот тебе тряпка сухая, чистая, обвернись и садись на кровать, босиком не ходи – пол студеный. Жди, мать с малым управится, я ее позову.

Ушла и штаны унесла.

Боря немного посидел на кровати, потом его разморило с дороги – и он уснул.