В тени транспарантов

Между тем, я прошёлся до пустыря в конце улицы. Помню, как в детстве мы здесь пацанами гоняли в футбол. Здесь же и к куреву приобщались, а также разбойные набеги организовывали на окрестные сады. Старшие ребята с подружками собирались вон у того поваленного дерева и пели под гитарный перебор всякие вульгарные песенки с ненормативной лексикой, стараясь при случае залезть девицам под юбку. Те визжали и, отпихиваясь мягкими ладошками, норовили ущипнуть или побольнее впиться ногтями в предплечье нахала, однако домой не уходили.

Потом уже подросли мои сверстники и тоже тискали здесь одноклассниц. С замиранием сердца я сам на этом месте томился в ожидании Аллы. Связь времён не прерывалась никогда, и судить о том можно хотя бы по этим нашим проделкам юности. Теперь другие времена слагают собственные гимны. С крушением старой государственной системы сменились нравы. Больше детки не хотят уличных забав, все под родительским присмотром. Маньяки развелись кругом да террористы. Страшно опекунам беззащитными оставлять желторотых чад своих.

Я подошёл к месту молодёжной тусовки. От дерева остался лишь почерневший со временем и растрескавшийся ствол, от трухлявой внутренности которого несло сладковатым запахом плесени. Ветви с него сразу, когда дерево упало во время урагана, кто-то обрубил. А кора на нём долго оставалась нетронутой. Теперь уже годы перемололи её в труху. Сколько же лет этому дереву? Кажется, это была чинара. Поперёк я не смогу охватить её – рук не хватит. А сколько времени она мёртвой лежит здесь? Лет, уж, наверное, двадцать. С краёв начала осыпаться бурыми ручейками подгнивших опилок. Да, время не пощадило исполина: пришёл срок и ему.

Перед этим бревном всегда была вытоптанная в траве многими ногами площадка. Сейчас всё поросло зелёным ковром из луговой овсяницы вперемешку с хвощом и пыреем. Молодёжь стала не та, не собираются ныне ватаги, чтоб поиграть в казаки-разбойники. И девочки разбрелись по дискотекам да ночным клубам.

Я покурил ещё несколько минут возле бревна, затем бросил окурок под ноги и тщательно затоптал, чтоб ненароком трава не воспламенилась. Вытеснило время отсюда и радости, и печали, остались одни воспоминания, и тоска об ушедших днях. «Ну и нечего больше здесь делать, – с какой-то неистовостью сказал я самому себе, – не то ещё горько расплачусь. Лучше пойду, прогуляюсь до речки».

В сотне метров от пустыря есть удобное для купанья место. Там над тихой заводью могучий дуб вознёсся до небес раскидистой кроной. К его нижней ветви кто-то приладил тарзанку, с которой, раскачавшись, весело было прыгать в прохладную воду. Однажды я даже из-за очерёдности обладания канатом подрался с более старшим парнишкой с соседней улицы. Его звали Сивым из-за необычного цвета волос – этакая помесь седого с пепельным. Ох и накостылял он мне тогда! Потом парень в Афганистане погиб. Мать рассказывала, всем посёлком его хоронили в цинковом гробу под автоматный салют. Я в то время сам на службе был.

Вон она, та самая тарзанка. Нет, скорее, уже другая. Видно, что канат совсем свежий. Наверху, где привязан к дереву, совсем ещё не протёрся.

Я посидел на нагретом солнцем каменном валуне, напоминающем дремлющего гиппопотама на берегах Лимпопо. Закурил ещё сигарету. Хорошо было после купанья согреваться о его отполированные ветром и мальчишескими телами бока. Весело и приятно здесь протекало время и, казалось, что вечно так будет. Только вечность совсем не костюм, облачившись в который, можешь пребывать в нём сколько угодно. Она подчиняет своим законам бесконечную тайну мирозданья, меняя свойства веществ и ввергая космос в движение. Есть миг в потоке движенья и только им мы живём. Существованье живых организмов есть форма измененья веществ. Так, мне кажется, жизнь реагирует на вечность.

Посидел на берегу, покурил. Взглянув на часы, понял, что пора возвращаться. Интересно кого там матушка пригласила на свой юбилей? А в доме уже раздавались посторонние голоса. О боже, и даже мужские! Как это старые феминистки решились на такое?

Оказалось, что нашу обитель посетила чета Лягушкиных – два милых воркующих голубка, над которыми не властно время, ибо обильно проступившая пегая седина в волосах вовсе не стала помехой их нежным отношениям. Они даже во время утренних пробежек находят возможность чмокнуть один другого в щёчку. Присели на диванчике в гостиной и не выпускают ладоней партнёра из рук. Чувство умиления всегда посещает, когда за ними наблюдаешь. Рушат пуританские нравы посёлка, но все привыкли к их неизбежной непосредственности.