В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая

Иногда поздно вечером, направляясь домой, он воображал, что вот сейчас возьмет, да и не вернется к семье в трущобы, которые он теперь воспринимал как тоже своего рода тюрьму. Ему представлялось, как он жмет на газ и исчезает вдали, где его ждет пока не известная, но, вероятно, лучшая судьба. Однако вскоре звуки большого города возвращали его к реальности. Автобусы и машины громко сигналили. Они вынуждены были тормозить или объезжать его. Водители ругали Абдула на чем свет стоит. Или вдруг к нему под колеса ни с того ни с сего бросались дети, из шалости или по забывчивости сходившие с тротуара на проезжую часть, как это часто делала дочь Фатимы. Все они будто бы совсем не ценили свою жизнь.

Возвращение в Аннавади было неизбежным. Абдул жаловался матери:

– Стоит допустить одну лишь ошибку за рулем, и все, тебе конец. На дороге я все время в напряжении. Нельзя терять бдительность; невозможно и на секунду задуматься о чем-то своем!

На самом же деле он любил дорогу. Прокладывая себе путь в ночи, он чувствовал себя сильным и удачливым. Щуря усталые глаза, Абдул думал: «Да, пока не удалось покорить весь этот огромный, сияющий огнями город. Но многие его кривые, неровные улочки и переулки я уже покорил».

Однажды рано утром Абдул сидел на большом черном мусорном мешке рядом с игровым салоном и размышлял о предстоящем рабочем дне. Ему нужно будет совершить еще одну бесполезную поездку в Донгри, а потом до вечера рыскать по окрестностям в поисках заказов на вывоз отходов. Тут на мешок рядом с ним взобрался Сунил. Они некоторое время не виделись, потому что Абдул все время был в разъездах. Маленький мусорщик наклонился, максимально приблизив к нему свое лицо, как это делают «почти что друзья», и попросил:

– Не одолжишь пару рупий? А то очень есть хочется.

Абдул отпрянул:

– Ух, не дыши на меня! Ты же еще не чистил зубы. Ужасный запах! А лицо какое грязное! Иди умойся скорее, а то на тебя страшно смотреть.

– Хорошо, хорошо, – засмеялся Сунил. – Сейчас умоюсь. Я только встал.

– Рановато для вора.

– А я больше этим не занимаюсь.

Во-первых, цены на утилизируемый мусор снова поползли вверх. Во-вторых, полиция уж больно зверствует. Да и охранники в аэропорту недавно поймали его, раздели почти догола, обрили ему голову и отпустили в таком виде восвояси. Поэтому Сунил решил вернуться к сбору отходов. Кстати, именно поэтому он вынужден сидеть сейчас здесь, на мешке рядом с Абдулом, а не в своем любимом игровом зале. Хозяин разозлился, что Сунил больше не сдает ему краденые товары, и теперь не пускает мальчика на порог.

Косоглазый Сону почти простил Сунила за то, что тот некоторое время занимался воровским ремеслом. Но привычку поздно вставать он считал непростительной. Сунил собирался снова работать в паре с Сону и теперь старался вставать пораньше, на заре. Также он пытался найти пути примирения с самим собой и перестать ненавидеть себя за то, что вернулся к презренному труду мусорщика, который все считают таким грязным и ничтожным. Сунил выяснил, что канцелярская замазка помогает обрести внутреннюю гармонию, но очень ненадолго.

– Я так много думал о том, как сделать свою жизнь лучше и чище, но у меня все никак не получалось, – признался он Абдулу. – Сейчас я попробую подойти к этой проблеме с другой стороны. Я больше вообще не буду думать о ней. Просто перестану размышлять, и все тут. Может, что-то из этого выйдет? Вдруг тут-то что-то хорошее и произойдет…

Абдул дал ему легкий подзатыльник:

– С ума можно сойти, слушая тебя, – сказал он.

Он чувствовал себя таким старым и усталым рядом с кем-то, кто еще строил планы, высказывал идеи, выдвигал предположения. Когда трущобы снесут, они с Сунилом, наверное, больше никогда не увидятся. Бывший воришка собирался начать новую жизнь где-то далеко за городом, среди цветов и деревьев. Но Абдул подозревал, что, скорее всего, мальчик останется в городе и превратится в бродягу, вечно скитающегося по улицам и спящего под забором. Он, наверное, и не понимает: последние дни в Аннавади – это лучшее, что у него осталось в жизни.

Большой и гладкий зеленый лист, планируя на ветру, перелетел через дорогу и упал на землю у ног Абдула. Утренний воздух был свеж; пыль и грязь почти не коснулись этого листа. Парень подобрал его, достал из кармана старое и заржавленное раскладное лезвие и раскромсал зеленую плоть на мелкие-мелкие кусочки, положил их на ладонь и сдул с нее. Зеленое конфетти закружилось и осело на бровях и ресницах Сунила, а также на его чуть отросших и торчащих ежиком волосах.

– Ну и что же дальше? – спросил Сунил через минуту-другую.

– Что? Чисти зубы и иди работать! И так уже поздно. Ничего уже не останется, все до тебя подберут.