В тени восходящего солнца

Вот и ладящий, благодаря предыдущим местам работы, с военной техникой, разбирающийся в фото- и радиоделе, Игорь Ковальчук-Коваль был назначен на японскую станцию подслушивания переговоров советских пограничников на южном берегу Амура. Служба ему нравилась, а сами переговоры стали первым знакомством с реалиями настоящей, а не пропагандируемой советской жизни. Сегодня в это трудно поверить, но эти самые реалии не вызвали у нашего героя отторжения — может быть, жизнь в Маньчжурии при японцах тоже была не так уж хороша? Или давала знать себя русская кровь? Тянуло на родину, которая казалось близкой, но недоступной, а оттого особенно притягательной и загадочной? Наверное, все вместе. А тут еще и сами японцы подлили масла в огонь. 18 февраля 1939 года Игорь Константинович Ковальчук-Коваль внезапно был отозван в Харбин и арестован японской контрразведкой как «советский шпион»: «Я очутился в подвале Военной миссии... Меня лупили резинами, но это оказалось “прелюдией”. Последовали “чайники”.

Что это такое? “Допрашиваемого” валят навзничь на длинную скамью, опутывают веревками. Запрокинутая голова свисает со скамьи. Орудием пытки служит обычный чайник, из которого медленно льют в нос теплую подперченную воду. Состояние? Будто, захлебываясь, начинаешь тонуть... Потерявшему сознание давят на живот. Вода бьет фонтаном из носа, горла и ушей»[256].

Молодому разведчику не в чем было признаваться, а симпатии к Советам он сумел скрыть. Это спасло ему жизнь: арест был проверкой на преданность делу Великой Японии. Подобные эпизоды после войны любили включать во всякие шпионские боевики, но так было и на самом деле...

Ковальчук-Коваль успешно прошел испытания, убедив японцев в своей преданности делу островной империи, а потому снова был отправлен служить на границу, но ненадолго — лишь в ожидании повышения. На границу он приехал внутренне изменившимся — полученный от японцев урок только усилил тягу к русскому национализму, вообще сильно развитую тогда среди молодых харбинцев, но раскрашенную в разные цвета — от коричневого до белого. Возможность получать информацию о событиях вокруг Маньчжурии не только из японских источников, но и с советской стороны, постепенно, но неуклонно изменила взгляды Ковальчука на мир и уже не позволяла всерьез воспринимать методы пропагандистской борьбы японской миссии за души советских пограничников. Одним из распространенных приемов было разбрасывание над советской территорией агитационных листовок. Ковальчук-Коваль вспоминал потом с иронией: «Паспорт на счастливое проживание в Маньчжоу-Ди-Го» — жирным шрифтом значилось на одной стороне, а на обратной текст: «Товарищи бойцы и командиры!!! Судьба ненавистной вам Советской власти решена! Великий Ниппон — Ваш друг, защитник и учитель. Переходите добровольно на жительство в Маньчжоу-Ди-Го! Здесь счастливо живут уже тысячи ваших братьев. Хлебом и солью они встретят вас! Сдавайтесь и переходите! Другого выхода у вас нет и не будет. Красная армия на Халхин-Голе разбита и спасается бегством! Сопротивление для вас смерти подобно!!! В этом случае все вы будете уничтожены! Ваши трупы будут клевать вороны, в вашем мясе будут копошиться черви! Подумайте и сдавайтесь!!!» Впоследствии мы узнали, что автором этого «замечательного» воззвания был сотрудник Харбинской японской военной миссии, некто Акаги-сан, который считался «специалистом» по так называемому «русскому вопросу» и «большим знатоком психологии русского человека»[257]. Да, советские граждане границу время от времени переходили. Вот толыю вряд ли они решались на это под влиянием японских листовок — НКВД тут сделал для эмиграции значительно больше, выталкивая в объятия японских спецслужб население приграничных областей — от контрабандистов до своего представителя на Дальнем Востоке Германа Люшкова. Точно так же японская контрразведка и японская пропаганда прививала ненависть к японцам и неприятие их методов молодым харбинцам: Ковальчук-Коваль и некоторые его друзья пришли к выводу о необходимости поддержки русскими русских, даже если те находятся по другую сторону границы. Но для этого требовалось покинуть таежную палатку и вернуться в город. Самый простой способ был известен: стать... японским шпионом.

По решению уже формировавшейся подпольной группы просоветски настроенных военных Игорь Константинович отправился учиться на «загадочные политические курсы», поступить куца помогла толыю что успешно пройденная проверка в пыточном подвале Японской военной миссии: «Указанное учебное заведение расшифровывалось: “Особо-секретные курсы для белых русских при Харбинской Ниппонской военной миссии”, а короче, точнее и правильнее: разведпропагандистская школа. Цель курсов — подготовка разведчиков, диверсантов и пропагандистов для борьбы против Советского Союза... Упомянутые курсы находились в прямом подчинении Учебного подотдела отдела контрразведки Военной миссии и размещались в старинном, красивом двухэтажном особняке по адресу: Цицикарская, 14»[258].