В тени восходящего солнца

8/21 декабря 1910. Среда. Был на экзамене в Семинарии в младшем классе, где 24 учащихся, по Священной Истории Ветхого Завета. Отвечали хорошо. Из русских младшие 5 учились с ними; отвечали плоховато, кроме младшего Плешакова.

...В нынешнем году... в Семинарии 80 (из них русских 18) ...учащихся.

10/23 марта 1911. Четверг. Русских учеников ныне в Семинарии 13; и все ведут себя добропорядочно и учатся хорошо, кроме одного, Михаила Сокольского, с которым нет средств сладить: ничего не делает и постоянно нарушает школьные правила; а назначат наказанье — не обращает на это внимания; сколько ни уговаривай — к стенке горох; над всем смеется, в таза лжет; называет школу адом, клянет своего дядю, ротмистра, который четыре года назад определил его сюда. Как ни жаль его и его матери и бабки, но, кажется, придется послушать Ивана Акимовича Сенума, который больше всех терпит от него, и отослать его в Харбин.

15/28 июня 1911. Среда. Утром экзаменовал 2-й класс Семинарии, 12 человек, по Священной Истории; все отвечали хорошо. Экзаменовались с ними и двое русских, из которых Скажутин так хорошо и таким правильным языком отвечал по-японски, что если не смотреть на него, а только слушать — не узнаешь, что говорит не японец.

16/29 июня 1911. Четверг. На экзамене в Семинарии 3-й класс по Церковной Истории преплохо отвечал; а русские ученики, трое, вместе с ними экзаменовавшиеся, совсем плохо. Жаль, что таких малоспособных присылает Харбинский военный штаб, если желает иметь хороших переводчиков; следовало бы выбрать таких, как вчера отвечавший Скажутин, из Хабаровска присланный.

25 июля/7 августа 1911. Понедельник. Послал отчет и свидетельства об успехах русских учеников в Харбин и Владивосток к начальствам их и на Сахалин к отцу одного.

Приложение 4. Из интервью с учениками В.С. Ощепкова

Нина Филипповна Розанова:

—Сейчас могу что-то перепутать в датах, ведь столько времени прошло, но, по-моему, Василий Сергеевич пришел в институт в 1930 году. Это был потрясающе обаятельный, интеллигентнейший человек. В институте он как-то сразу выделился своей манерой общения — очень культурный был, воспитанный. Мы тогда не знали, что он жил за границей, такие вещи в те времена скрывались, но было видно, что Ощепков явно неординарный человек. Занятия он, кстати, проводил в японском белом костюме. Потом мы узнали, что это называется кимоно.

Я поступила в институт в 1931 году—во время его структурной перестройки. В институт тогда пришли военные. Воинских званий еще не было, но в современном понимании ректором стал генерал, а проректором полковник. Ввели военную дисциплину и войсковую подготовку. В том числе и для женщин: нас всех обучали футболу, хоккею, боксу, а Ощепков учил нас борьбе.

Жили мы все, включая москвичей, в общежитии, утром вставали на поверку, потом на зарядку, на завтрак, на занятия. У тех, кто учился на спортивных факультетах, была своя специализация, а я училась на педагогическом, и нас обучали всему подряд. И вот тут-то я увлеклась самбо и скажу, что личность Василия Сергеевича сыграла в этом определенную роль — с ним было очень приятно и интересно работать.

Познакомилась я с ним на уроке—мы построились, вошел новый преподаватель — очень приятное лицо, крепкий, лысоватый, солидный такой. Я стала тренироваться не только на занятиях, но и вечером ходила на дополнительные тренировки. Со мной было несколько девочек, среди которых самой сильной оказалась моя подруга Галя Шулятьева. Ощепков был с нами исключительно вежлив и внимателен, и мы, конечно, очень любили занятия у него.

...Василий Сергеевич очень много рассказывал о дзюдо всем желающим, популяризировал борьбу. Было видно, что он влюблен в свое дело.

Так прошло два года. Никакой аттестации у нас не было и никаких разрядов нам не присваивалось. Они, по-моему, году в 1935-м только появились... Я как раз тогда окончила институт и осталась в нем работать. Занималась художественной гимнастикой — в те времена очень модными были парады с участием гимнасток. С Ощепковым мы встречались, конечно, где-то в коридорах института, здоровались, но на тренировки я не ходила — было просто некогда.

Это сейчас, наверно, трудно понять, но в том году арестовывали практически каждый день. В ГЦОЛИФКе были расстреляны почти все руководители, включая ректора. Декан нашего факультета Михаил Тимофеевич Окунев тоже был арестован и расстрелян. Многие писали доносы, и мы это знали. Мы с девочками пошли к одной даме в руководстве института и начали доказывать, что Окунев не мог быть врагом народа, на что она мне возразила: «Вы что-то слишком рьяно его защищаете. А может, вы с ним заодно?» Я оказалась на грани ареста, но в ту же ночь была арестована сама эта дама, и меня гроза миновала.

Такие были времена, и поэтому мы, честно говоря, не заметили, что Василий Сергеевич пропал.