В тени замка

Кровь сочилась из-под юбки мальчика. Ребенку было так больно, что он выл и стонал, а затем бросился на кровать.

Раздался стук в дверь. В комнату вошел Филипп Мактаггарт, кузен Александра.

— Я проходил мимо. С парнем все в порядке?

— Нет, ему нужен врач.

Филипп, заметив кровь, немедленно отправился звонить.

Старый доктор Роджерс был пьян, но менее чем обычно. Осмотрев Энгуса, он протрезвел.

— Мальчика изнасиловали, — сказал он. — Наверное, кто-то из слуг…

Он глянул на Джона. Джон смотрел в пол.

— Его нужно отвезти в больницу, — добавил доктор, — наложить швы. — Он помолчал. — Это очень серьезное преступление. Можно выдвинуть обвинение.

«Старый сумасшедший пропойца, — подумал Филипп. — Надо же, что сделал с собственным сыном».

— Нет, спасибо, доктор. — Они все трое знали, кто так жестоко изнасиловал мальчика. — Я… уезжаю в Лондон через неделю и заберу мальчика с собой. Джоан обожает детей, а своих у нас нет.

Доктор вздохнул: «Сначала умерла леди Макфирсон, теперь это…» Единственное, чего он хотел, — снять с себя ответственность.

— Я поговорю с Александром, — сказал Филипп и удалился.

Доктор собрал свою сумку.

— За мальчиком я пришлю машину скорой помощи. Я хочу наложить швы, пока действует обезболивающее, которое я ему дал. Я поговорю в больнице, чтобы не расползлись никакие слухи.

Старый Джон на всю жизнь запомнил яростные глаза ребенка, когда он мертвенно-бледный уезжал в Лондон. Теперь, через четверть века, тот же самый гнев гонял Энгуса по свету.

— Может, — пробормотал Джон, стоя над лордом Макфирсоном, — любовь молодой красивой девушки залечит его раны. — Он вздохнул.

Энгус следил за выражением лица Бонни, когда они в Лондоне пришли к нему домой. Девушка ожидала, что дом будет такой же, как и у Бартоломью, и была приятно удивлена тем, что здесь ее окружали комфорт и роскошь.

— Да, — сказал Энгус, заметив ее удивление, — в каждой ванной здесь есть свой душ.

Бонни сразу же полюбила дом и сад. Дом был построен еще во времена королевы Виктории дедушкой Филиппа Мактаггерта. Дедушка построил этот дом на деньги, которые заработал в Индии. Когда дом перешел Филиппу в наследство, он переделал интерьер, убрал нелепые ноги слонов, предназначенные поддерживать мокрые зонты и трости, кожаные пуфы, привезенные из Азии, громоздкую мебель. И все это из-за того, что обстановка раздражала его жену. К ее большому разочарованию Филиппу не удалось ничего сделать с зубчатыми башнями, которым позавидовал бы даже замок Драмосси.

Бонни засмеялась.

— Боже мой, это же смесь баварского чудовища и свадебного торта.

Уже через несколько минут после приезда Бонни была в саду. Она с удовольствием разглядывала лужайки и клумбы.

— А здесь есть огород? — спросила она мужчину, который полол траву.

— Да, мадам.

Энгус подошел к ней на лужайке.

— Бонни, это Бен. Он здесь с детства, а его отец был садовником до него.

Бен кивнул.

— Здравствуйте.

— Это мисс Фрейзер. Мы поженимся с ней весной.

Бен снова кивнул.

— Мир быстро меняется.

— Идем Бонни, я хочу показать тебе дом изнутри.

Они шли, держась за руки. Бонни оглянулась.

— Как только устроюсь, сразу же посмотрю огород.

— Хорошо, мисс Фрейзер, — сказал Бен.

Бонни улыбнулась Энгусу:

— Я люблю сады, — и описала оранжерею в Лексингтоне.

— Ну вот, — сказал Энгус, показывая ей светлые просторные апартаменты. — Это будет твоя комната, когда мы поженимся. — Он нахмурился. — Иногда по ночам я люблю быть один. — Бонни удивилась. — У меня головные боли, — объяснил он, — и я не выношу, чтобы кто-то был рядом со мной. В эти минуты я лежу, пока они не пройдут.

— Бедный Энгус, — сказала Бонни с нежным сочувствием. — И ничего нельзя сделать?

— Нет. Я везде был и все перепробовал.

«К счастью, — подумал он, — здесь хорошая звукоизоляция». Он не хотел, чтобы Бонни знала о его болезни.

Звукоизоляцию комнаты ему делал Зейкервель, и он был единственным человеком, который знал о его припадках и о том, что в детстве Энгуса изнасиловал отец. У Зейкервеля даже был с ним небольшой роман, и он знал Энгуса больше, чем кто-либо.

— Ты ведь ненавидишь женщин, Энгус, — сказал он ему однажды. — Почему бы тебе от этого не отказаться и не жить с мужчиной?

Энгус вспомнил про тот разговор только теперь, когда послышались шаги Зейкервеля, взбегавшего по лестнице.

— Бонни, дорогая, — он поцеловал ее в щеку. — Теперь, когда ты собираешься замуж за этого демона, я буду единственным человеком, которому будет позволено целовать твою руку. И все это потому, что он знает, что я безопасен.

Бонни усмехнулась. Она заметила, что Энгус всегда держит ее в поле зрения, даже несмотря на то, что они только неделю были вместе. Бонни вспомнила случай, который произошел по дороге в Лондон. Сев в поезд, какой-то молодой человек попытался вступить в разговор с Бонни.

— Занимайся своими делами, не суй сюда свой нос, — грубо отрезал Энгус. Позже, когда он пришел к Бонни в купе, чтобы пожелать спокойной ночи, она заметила его дурное настроение.

— Ты ему приглянулась, — сказал он.

— Ну и что? Мне-то он совсем безразличен.