В тени зелёной беседки

Все с аппетитом накинулись на еду. Пили без тостов, не чокаясь. Не будешь же стукаться горлышками бутылок?! «По-итальянски», — сказал Семён. Почему «по-итальянски», никто не знал, но выражение понравилось.

— И как только немцы так мало едят хлеба? — бросая взгляд на лежащую около Вали горбушку, спросил Семён и придвинул к себе вторую банку консервов.

— А сыра там не было? — громко пережевывая пищу, спросил Митька.

— Заказа не поступало, — сам не зная чему, обозлился Валерий. Он первым управился с едой и швырнул пустую бутылку в кусты. — Пойду в машину, посплю малость, — сказал он и, чуть пошатываясь, направился к месту стоянки.

Борис проследил взглядом выброшенные семнадцать копеек. Но, вспомнив о выручке, лежавшей в кармане, простил. Чуть откинувшись назад, он через материю ощутил пачку денег. «Интересно, сколько в ней? Надо думать, немало, судя по размерам пакета». Приятное тепло разлилось по лицу от радости, что так легко разбогател, от гордости, что хватило ума умолчать. Сколько бы ни было, всё лучше одному, чем на двоих, а то и пятерых делить. Да еще и поссориться можно: Митька наверняка захотел бы побольше хапнуть. Валерий улегся на заднем сиденье и, засыпая, почувствовал, как открывают багажник. «Опять за вином», — шевельнулась сонная мысль.

Проснулся от женского крика. Почудилось, будто кричит Валя, зовёт его. Открыл дверцу, прислушался. Ничем не нарушаемая тишина. «Показалось», — решил он, снова закрывая глаза. Повторный крик поднял на ноги. Но куда бежать? Опять тишина. И вот в лесу справа хрустнула сломанная ветка. Валерий бросился туда.

— Молчи, тварь, прирежу, — донесся до него заикающийся Митькин голос. И снова крик, даже не крик, а вопль отчаяния и ужаса разорвал лесную тишину:

— Помогите! Валера-а-а!

В несколько прыжков Валерий очутился в чащобе, где шла неравная борьба. Одной рукой Митька старался зажать девушке рот, второй — завернуть за спину руку. Она отчаянно сопротивлялась. Платье было разорвано, сквозь ветви елей перед Валерием мелькнула обнаженная девичья грудь.

Неизвестно, что придало Валерию больше сил: злость, отвращение к насильнику или тот поцелуй в щеку на берегу реки. Он схватил Митьку за шиворот и рванул на себя. Затрещала рубаха, полетели вырванные с мясом пуговицы. И тут же удар кулака пришелся в повернувшееся к нему красное злое лицо. Митька пошатнулся, выпустил Валю. Она отбежала в сторону и остановилась, стыдливо прикрывая грудь. Митька пригнулся — и тут же острая боль заставила Валерия схватился за ногу.

— Ты что лезешь не в свое дело? — с трудом ворочая языком, прохрипел Митька. — Перо в бок захотел? На аптеку всю жизнь работать собрался?

Валерий распрямился. Только сейчас заметил в руке Потапова нож. Тот самый, со стреляющим лезвием.

— Уходи, Митька, подобру-поздорову. Ножом не запугаешь. Изуродую, мама родная не узнает.

— Сосунок!

— Подонок! На свою девчонку…

— Что тебе здесь надо? Кто тебя звал?

— Я, — крикнула Валя. — Я звала!

Митька вернул лезвие в рукоятку ножа.

— Ну, погоди, шкура. Все равно доберусь до тебя. Не сегодня, так завтра. Да и ты свое схлопочешь, — отступая в лес, пообещал Митька.

— Знаешь, как лягушки прыгают? — крикнула вслед ему Валя и тут же разрыдалась.

— Не подходи, не подходи, не подходи, — заливаясь слезами, повторяла она, хотя Валерий, понимая её состояние, не трогался с места. Потом, прихрамывая, отошел за кусты, сел на пенёк и, задрав штанину, осмотрел рану. Она была неглубокой, но кровоточила сильно. Перевязав ногу носовым платком, спустился к реке и обмыл кровь. По дороге к машине наткнулся на спящих Бориса и Семёна. Попытался добудиться, но ответом было только пьяное мычание. «Погуляли, порыбачили, отдохнули, — подвел Валерий печальный итог. — Сам виноват. Не послушался Вали, выставил напоказ все бутылки. Нате, смотрите, радуйтесь. Дурак».

В сумке девушки Валерий нашел иголку и нитки. Это сейчас самое лучшее средство от слёз. Снова зашагал в лес. Чем ближе подходил, тем громче слышались приглушенные рыдания. Бросил сумку, не показываясь Вале на глаза. Рыдания стихли. Решил вернуться к машине. Маловероятно, что Митька снова полезет к Вале, но лучше разыскать его и держать под присмотром.

Оказалось, что Митька успел проделать тот же путь: он лежал недалеко от машины с зажатой в руке пустой бутылкой. Валерий лёг на спину и смотрел в чистое высокое небо. Думалось о многом и в то же время ни о чём. Хорошо бы покончить с такой жизнью, поднажать на учёбу. Но стоит ли? Второгодничества не миновать, так чего ради костьми ложиться. Деда вот только жаль. Тот в лепёшку разбивается, чтобы он учился. Мать Валерий давно не видел. У неё новая семья, ей не до него. С отчимом не ужился, вернулся к деду. Об отце ничего не знает, кроме того, что жив и хорошо зарабатывает. Это видно по ежемесячным переводам, составляющим двадцать пять процентов его зарплаты…

Валя подошла незаметно. Тихая, растерянная, с опухшим лицом и красными глазами.

— Пойдём домой, — попросила она, — я не могу здесь оставаться.

— Иди помойся — и поедем, — вскочил на ноги Валерий.