Она хотела возразить, воспротивиться его совершенно искреннему желанию помочь. Но чувство вины, застывшее в почти черных от волнения глазах, вызвало совершенно иную реакцию, неожиданную для нее самой: Женя расплакалась, давясь судорожными, рваными всхлипами и уткнулась в его оказавшееся совсем рядом плечо.
Присутствие Антона если не облегчило ее физическое состояние, то значительно ускорило процесс. Вообще с того момента, как он взял все в свои руки, она словно отключилась. Смотрела на все со стороны, не перестав чувствовать, но оказавшись не в состоянии что-то оценивать. Женя старалась не думать о том, сколько и кому он заплатил, чтобы их приняли без очереди, но в ушах продолжал звенеть его жесткий, отрывисто-приказной тон, который никогда прежде ей не приходилось слышать. Это как будто был совсем другой человек: не обаятельный мальчик, некогда вскруживший ей голову, не аппетитно-соблазнительный мужчина, заставляющий думать о непозволительных вольностях, но сосредоточенный на своей цели делец, перед которым раскрываются любые двери. Даже не из-за денег, хотя и это имело значение, но гораздо больше – из-за мощной энергетики, буквально взрывающей пространство в его присутствии. Женя и о боли почти забыла, разглядывая этого знакомого незнакомца, который не пожелал отойти от нее ни на шаг. Не стала спорить: его присутствие ободряло. И пусть она это себе внушило, но теплая рука, в которую вцепилась почти ногтями, пока врач накладывал швы, каким-то необъяснимым образом добавляла ей уверенности. Ненадолго: всего на несколько минут – позволила себе стать слабой, растворяясь в мужской силе, такой желанной и необходимой. Чужой, но от того не менее значимой. Они скоро разойдутся в разные стороны, но этот момент она запомнит, сбережет глубоко внутри вместе с другими каплями… не любви – чего-то иного, не поддающегося описанию.
Глава 6
Выйдя из больницы, Женя остановилась у машины, отчего-то пряча глаза. Дышалось с трудом, и даже свежий ветерок, мгновенно окруживший со всех сторон, не помогал. Одежда, волосы, даже кожа, казалось, пропитались запахом лекарств, от которого почти мутило. Боль вымотала, лишила такого привычного самообладания. Хотелось оказаться дома и зарыться с головой в теплый плед, забыть о событиях прошедших дней, о новой встрече с Антоном и его такой неожиданной поддержке сегодня. До сих пор ощущалось тепло сильных рук, сжавших ее в коротком объятии.
Интерес и откровенное вожделение в глазах мужчины, которые приходилось наблюдать во время сеансов, сменилось единственным чувством – виной. Он действительно сожалел о том, что произошло, осуждая себя за неаккуратную шутку, и Женя не могла этого не заметить. Расстроилась еще сильнее: она бы предпочла встретить равнодушие, но не пристальное внимание, которое не просто смущало – волновало, заставляя сердце замирать всякий раз, когда его взгляд касался лица. Никто другой никогда не смотрел на нее… так. Проникая сквозь все завесы и преграды, которые она так надежно удерживала все эти годы. Мише даже в постели, сливаясь с ее телом, не удавалось оказаться настолько близко, как сейчас находился Антон.
Она ведь обо всем забыла. Выбросила из головы чувства, разодравшие душу на части шесть лет назад. Выплакала все слезы, выкрикнула отчаянье в пустоту будней, перешагнула через собственные разбитые мечты. Почему же вновь сбивается дыхание, стоит ему сделать шаг в ее сторону?
– Солнышко, прости меня…
Наверное, двадцатый раз за эти часы. К чему слова, если они ничего не изменят? Только становится больнее, и дело совсем не в ноющей руке.
– Простила. Можешь ехать.
Почти тоже самое говорила после первого сеанса. Не слишком-то он послушался.
– Я тебя отвезу.
Ну уж нет. На это она точно не пойдет. Женя покачала головой.
– Не надо. С ногами у меня все в порядке – сама доберусь.
На сердце было тоскливо. И невыносимо представлять, как она выглядит сейчас, почти изнемогающая от усталости. Искусанные губы запеклись. Его это не касается, но женщина сожалела о собственном внешнем виде, а еще больше о том, что он ее видит такой. Взгляд мужчины, пристальный, внимательный, лишал последних сил.
– Езжай домой, Антон. Я справлюсь.
– Никуда я не поеду, пока не довезу тебя. Жень, даже не вздумай спорить.
Как всегда. Он принял решение, и на это ничто не может повлиять. Только не сейчас. Позволить ему довести ее до дома недопустимо.
– Я доеду на маршрутке.
– Женя!
Она даже знала то, что ждет дальше: руки на плечах, держащие так крепко, что вырваться невозможно. В глазах – почти раздражение.
– Ты в самом деле считаешь, что я разрешу тебе ехать на маршрутке?
– Мне не нужно твое разрешение. Пусти.
– Садись в машину.
Разве он мог измениться? Годы лишь закалили в мальчике уверенность в своей правоте, силу отстаивать принятые решения, готовность противостоять любому мнению, не совпадающему с его собственным. Сколько раз ей приходилось слышать его приказы, отдаваемые окружающим людям. И прежде, и особенно сегодня, в больнице, когда это в самом деле было уместно.