В Тенях и Темноте

Осознание того, что их сын жив по прошествии всего этого времени, было одним из самых важных событий в жизни Вейдера.

Оглядываясь назад, он видел, что его решение привести мальчика к Палпатину, принятое в результате отказа Люка от его предложения в Облачном городе, было, пожалуй, одним из самых опрометчивых, и последние три года он пытался компенсировать ущерб, нанесенный Императором за время преобразовании мальчика. Довольно безрезультатно, по правде говоря. Палпатин имел такую власть над его сыном, что, казалось, ничего, сказанное Вейдером, не доходило до его полностью отравленного манипуляциями Мастера разума.

И Палпатин едва ли собирался прекращать это. Мощь мальчика была невероятна, и продолжала по-прежнему развиваться. Он должен был еще найти свои пределы, чему мешала его неуверенность в себе, которую Палпатин то подпитывал, то критиковал: с одной стороны ему было необходимо контролировать Люка, чтобы удержать власть над ним, с другой - очарование мощью мальчика толкало Палпатина на постоянные проверки ее границ. Почему Люк до сих пор не бросил вызов своему Мастеру, оставалось для Вейдера загадкой; сейчас силы мальчика были равны силам Палпатина, и если об этом знал Вейдер, Люк тоже должен был знать… но что-то его удерживало. Что-то всегда его удерживало.

Однако, рано или поздно, Палпатин толкнет мальчика слишком далеко, и тот набросится на своего Мастера с удвоенной силой. Сможет ли он свергнуть Императора? Достигнуть того, что не смог совершить Вейдер?

Безусловно. Вейдер обладал абсолютной, несомненной уверенностью в этом факте – даже если ее не было у его сына.

Гордился ли он? Мог ли он испытывать это чувство по отношению к сыну, который называл его отцом только чтобы напомнить, насколько их родство на самом деле было далеко от реальности? И, тем не менее, Вейдер сохранял веру в сына – ведомый страстным желанием и амбициями увидеть его однажды на троне Императора. Разве в этом не было чего-то от гордости?

Он не любил – Тьма не могла любить. Когда-то… он любил Падме, и она любила его в ответ. Но они разрушили друг друга… точно так же, как он разрушил все, что было ему дорого в жизни.

Включая своего сына. Он знал это, он не был слеп.

Он знал, что предал Люка, отдав его Палпатину, с полным пониманием того, что тот будет делать, чтобы обратить и контролировать мальчика; знал, что тот сломает Люка физически и морально, чтобы господствовать над ним и чтобы распоряжаться его мощью, как своей собственной. Но прежде Вейдер предоставил своему сыну все возможности охватить Тьму, которая могла бы усилить его пробуждающиеся способности, все возможности познать и принять свою судьбу, и каждый раз терпел отказ от него. Что не оставило другого выхода, кроме как отвести его к тому единственному, кто, возможно, смог бы совершить то, что не получилось у Вейдера – с помощью силы, если потребуется. Это оказалось… неожиданно трудным – неприятным в своей беспощадной жестокости. Непредвиденным осложнением.

Кто бы мог подумать, что мальчик окажется таким упрямым, таким преданным тем, кто не сделал ничего, кроме того что использовал его и лгал ему. Палпатину пришлось потратить долгие изнурительные месяцы на то, чтобы сломить мальчика, считая, что из него можно создать нового Ситха, только полностью разрушив то, что было. Во время этой ломки он тщательно разрывал все связи между отцом и сыном, полностью привязывая Люка к себе.

Учитывая жестокое обращение, безжалостные манипуляции и тщательную психологическую обработку, мальчик должен был стать пустой оболочкой, усердным рабом, в котором осталось лишь покорное послушание. Но он поднялся над всем этим, как феникс, восставший из пепла. Даже Тьма не смогла разрушить его.

Вот, каким сильным он был.

Он был единственной ценностью, созданной Вейдером за свою жизнь.

И Вейдер… был горд.

Его сын развернулся, взглянув наверх, сразу же, как Вейдер остановился перед ним. Он возвышался над Люком, как и над большинством людей – впрочем, Люк нисколько не был напуган. Их поединок на сейберах двумя годами ранее в Императорском Дворце расставил все по своим местам и показал, какую мощь Люк уже приобрел всего четыре месяца спустя после своего преобразования, став Ситхом.

Ему было не нужно больше ничего доказывать, особенно своему отцу.

- Лорд Вейдер, – он кратко кивнул в приветствии.

Он никогда не называл Вейдера отцом публично - еще одна манипуляция Палпатина - все ссылки на личность Люка были удалены из общественных архивов и регистрационных данных, и заменены намеками, слухами и ложными догадками.

Мальчик не особо стремился это исправить: прошло много времени с тех пор, как он оставил свою прошлую жизнь, хотя Вейдеру казалось, что и к нынешней своей жизни он столь же безразличен. Он был вовлечен во все события, но, во многом, как и его отец, оставался безучастным к делам, махинациям и интригам Дворца, по возможности избегая их и предпочитая им свою приверженность флоту.