В тенях империи

– Отчего бы, – отвечает отец-командир, – не дотянуть? Пожалуй, и до Плутона долетит, как мыслишь?

– Почему бы, – отмечаю, – купеческой ладье не долететь до Плутона, ежели на то будет желание благородных донов?

И тут будто чертик какой под сердце вилами кольнул. Чувствую, не так что-то. Лайба… Тьфу, ладья – как ладья, сто лет в обед, а кое-что не так. Во-первых, что ей делать на военном космодроме? Не меня же разыгрывать поставили?

Во-вторых, очертания. Углы наклона обшивки не те. Тут, под дюзами, и рядом с огневыми постами… Может, конечно, на живую душу латали, абы как, но вряд ли… А ведь интересно выходит!

Кольнул чертик сердце еще разок для верности, да к уху перебрался, левому. Шепчет, а я повторяю:

– Отчего бы, – заключаю, – и подалее не дотянуть, коли пятерка сверхсветовая стоит, субсветовые – эмки прошлогодние, а рухлядь снаружи для виду вывешена. Толково, правда, да просчитались. Контуры охлаждения выдают. Экипаж, небось, раза в три штатного поболе?

Чайку хлебнул, правильного, с чабрецом, и со значением на Агафона Геннадьевича смотрю. Тот хохочет.

Амба, выходит, отлетался. Наплел сорок бочек арестантов, и все мимо. А кап-два досмеялся и говорит:

– Штатный экипажик-то, десятеро, – и улыбается. – Иначе подозрительней холодильников выйдет. Ладно, давай лапу, дорогой, поручкаемся. Я уж испугался, не байстрюка ли ко мне сослали. Где это видано – свежак в дело пускать? А ты вон оно как! Лучше сканеров таможенных смотришь.

Я в окошко гляжу: нет, не видать ничего больше. В смысле: метель вижу, и поле, и корабль, а неправильностей – не вижу. Откуда взял?

Известно откуда. Нерадостно стало, ох, нерадостно.

– Агаф… Дядь Вась, а скажи: зачем такая маскировка? Всю жизнь думал, что Дальняя новые планеты изучает. Еще – понятно, силовые операции на нас, флотская разведка. Диверсии, экстракции, все такое…

Хмыкнул «Дядя Вася» в бороду. Крикнул тетке за стойкой:

– Клавочка, душа моя, по сто граммулек сообрази, будь ласка! – и мне говорит: – Наивный ты, Сережа, все-таки, уж прости.

Киваю, наивней не бывает, мол. А он продолжает:

– По Уставу оно так, а в жизни все сложней получается. Бесы, Имперская Безопасность которые, ленивые они, как черти, и ручки марать боятся. Что поделаешь, дорогой мой, интеллигенция! А мы в ДыРе ребята простые, сапоги. Вот и приходится за всех отдуваться. Прикрыть бы их, дармоедов…

Тут и рюмочки подоспели. Вовремя. На погибель бесам зловредным хлопнули, селедкой закусили. Еще чайку попили, потом Дядя Вася графинчик заказал. Сам я больше на закуску налегал, да что говорилось, на ус мотал.

В общем, часа два просидели. Стемнело давно. Дядя Вася ступеньки в темноте не различил, спланировать попытался – ну да я не сплоховал, подхватил.

– Хорошо! – вдохнул морозный воздух кап-два. – Ты, кстати, по гражданской спецухе кто?

– По гражданской? – удивился я.

– На купцах дармоедов не держат. Каждый и в космосе, и на торгу дело имеет. Нешто не сказали? Ладно, ребята в полете поднатаскают. На Марс пойдем, в Святосилуанск.

Отошли от выхода. Оглянулся – темно, ни огонька. И как ступеньку заметил? Птицей вниз слетел, будто не раз тут хаживал, да еще поддатым.

3. «Тра-ля-ля, крындец всему, и жизни, и любви»

Что будут бить – понял сразу. Кого – тоже осознал. Не обрадовался, скажу прямо. А что поделаешь? Жизнь моя жестянка, отчего так странноприимные дома любишь? Сначала «Люксембург», теперь тут…

Называется, спустился в бар кофейку перед работой попить. Вон, рожи какие за доброй половиной столиков. Все в планшеты уткнулись, но чем-то задним чувствую – не умеют этакие хари читать. Разве что Зимину под руку попались в свое время, что маловероятно.

И поглядывают – нехорошо-нехорошо… А с улицы уже вон, двое подпирают. Точно брать будут.

Вздохнул, глянул через витрину наружу – на башни белые и купола золотые. Листья на деревьях сочной зеленью налились.

Красиво тут, на Марсе. А уж в Святосилуанске – втройне. Вон, в зените бирюза с малиной в догонялки играют, не смешиваясь. Климатические установки рядом: вот и весь секрет.

Говорят, местная Дума уже лет десять корпит над планом по спасению небесной иллюминации. А то закончится терраформирование – и все, конец.

Впрочем, лет это будет этак через сто, не меньше, так что меня больше заботила сохранность собственной шкуры. Неба на наш век хватит.

Хмыкнул, к стойке пошел. Минутка – а все наша.

…Перелет вышел приятным. Отпуск прямо – даже учитывая, что кап-два действительно натравил на меня «ребят» в лице хмурого штаб-ротмистра Аверченко – шкафообразного командира «группы физических взаимодействий» – то бишь двоих не менее широких спецназовцев, наших «прикладных гуманистов», как выражался отец-командир.

Надо сказать, крах всех попыток вбить мне в череп хоть немного торговой науки сложно назвать провалом наставника: нельзя обучить кирпич плавать, вот и все.