В теплой тихой долине дома

— Сейчас он еще не готов к разговору на эту тему, — сказал Майк. — Какой полагается штраф?

— Штрафа никакого не может быть, — сказал Арчи, — потому что во всей округе, которая у меня под надзором, никаких фазанов даже и представить себе нельзя. Я вообще сомневался, что он хоть что-нибудь подстрелит, не то чтобы фазанов, да к тому же еще и самцов. Ей богу, я сам немножечко восхищаюсь.

— Пойдем я провожу тебя, — сказал Майк.

На кухне мальчик доел свой сандвич, выпил стакан молока и потер плечо.

Весь вечер сегодня и ночью происходило невероятное. За столом, когда он слушал отцовские наставления, он неожиданно начал лучше понимать своего отца, и себя самого тоже, но он знал, чувствовал, что не может сразу, в одну минуту перемениться, сразу перестать быть таким, каким был столько времени ко всеобщему неудовольствию окружающих. Он знал, что ему нужно еще подержаться по-старому, пока он все для себя как следует выяснит. Ему нужно еще потянуть время с отцом. Нужно толком во всем разобраться, потому что его отец внезапно, с какой-то минуты перестал быть таким, каким обычно полагается быть отцу, и Мэйо понял, что и ему теперь необходимо перемениться, но только вряд ли он сможет сделать это так сразу. Он знал, что не сможет этого сделать, пока не выяснит себе всего до конца.

На кухне, почти засыпая от усталости, он решил, что расскажет отцу все как было, но не сейчас, а лет, может быть, через десять.

Он здорово помучился, пока выяснил, как обращаться с ружьем, и никакая машина не подвернулась ему, так что он шел и бежал целых шесть миль, пока добрался до более или менее подходящего места, и тогда он остановился, зарядил ружье, прицелился в черного дрозда на дереве и нажал на спуск.

От сильного толчка в плечо он упал, а птица улетела себе как ни в чем не бывало. Потом он долго шел через высокую сухую траву и кустарник, пока на глаза ему попался еще один дрозд, и снова сильная отдача свалила его на землю, ну а в дрозда он, конечно, и на этот раз не попал.

Стало уже темнеть, а вокруг не было ни признака жизни, так что он принялся стрелять, ни во что не целясь, а просто для того, чтобы привыкнуть к ружью. Скоро ему уже удавалось, выстрелив, устоять на ногах. Он все шел и стрелял, и теперь совсем уже стемнело, и похоже было, что он вконец потерялся. Он споткнулся о камень, упал, ружье выстрелило, и в глаза ему швырнуло комья земли. Он поднялся на ноги и чуть не заплакал, но кое-как сдержался и тут увидел дорогу. Он понятия не имел, куда ведет эта дорога и в каком направлении надо ему идти. Он был весь разбит и исцарапан, и не очень-то хорошо было у него на душе от шального выстрела, случившегося при падении. Такого он не ожидал. Такого не должно было быть. Он был перепуган и начал молиться словами, полными для него прямого значения. И в первый раз в жизни он понял, почему людям так нравится ходить в церковь.

«Пожалуйста, сделай так, чтоб мне не стыдно было за себя, — молился он. — Пожалуйста, сделай так, чтоб я правильно выбрал, в какую сторону идти».

Он зашагал по дороге, надеясь, что она приведет его домой, или, по крайней мере, к какому-нибудь жилью, или к придорожному магазинчику, или еще куда-нибудь, где есть свет и люди. В темноте ему все чудились вокруг и рядом какие-то живые существа, и он сказал: «Пожалуйста, сделай так, чтобы я не боялся». Потом он почувствовал себя таким усталым и маленьким, и безнадежно пропавшим, и несчастным, и глупым, что едва подавил в себе слезы и сказал: «Пожалуйста, сделай так, чтобы я не заплакал».

Он долго шел по дороге и наконец далеко впереди завидел маленький огонек и прибавил шагу. Это был придорожный магазинчик, перед которым имелся насос для бензозаправки, а возле насоса стоял новенький грузовой пикап. Внутри магазина находились два человека — хозяин и водитель грузового пикапа. Часы показывали двадцать минут двенадцатого. Хозяин, старик с седыми усами, сидел на ящике и разговаривал с водителем, молодым еще человеком, тех же лет, наверно, что и отец мальчика.

Мальчик увидел, как молодой подмигнул старому, и возблагодарил бога за то, что он послал ему их обоих, и за то, что один из них подмигнул другому, потому что вряд ли это возможно, чтобы человек, который подмигивает, оказался недобрым и неприветливым.

Он рассказал им в точности все как было, все, что он сегодня делал и почему, а они слушали, не прерывая, то на него глядя, то переглядываясь друг с другом. Потом взяли и осмотрели его новенькое ружье. Потом хозяин вернул ему ружье и сказал, обращаясь к водителю:

— Буду очень благодарен тебе, Эд, если ты доставишь этого молодого человека домой.

Видимо, они были отец и сын, но кроме этого еще и друзья. Мэйо Мэлони они понравились до такой степени, что из-за них уже начали нравиться и все люди вообще.

— Не стоит благодарности, — сказал молодой.

— А еще, я думаю, хорошо бы нам быстренько раздобыть для него парочку фазанов.

— Боюсь, что среди ночи трудновато будет это сделать, — сказал молодой, — но, конечно, надо попробовать.