Читаем В теплой тихой долине дома полностью

— В вашем голосе я слышу печаль, мистер Салама, — сказала девушка тоном, вполне его удовлетворившим, и приободренный ее пониманием, он решил, что может продолжить и далее в том же духе.

— Я человек печальный, — сказал он так искренне, что даже сам себе поверил. И был он, надо признаться, не очень уж далек от правды, ибо нет на свете человека, который не мог бы сказать про себя того же самого и при этом поверить себе, а если понадобится, то и доказать, что слова его — правда. Каждый из нас — человек печальный, просто не каждый сделал это открытие — что печаль свою выгодно бывает выставить напоказ, особенно перед обворожительными молоденькими девушками из Филадельфии.

— Но в пьесе, — сказала Лаура, — вы показались мне стоящим выше печали. Я смотрела сегодня дневной спектакль, потому что тетушка предупредила, что вечером вы, наверно, зайдете к ней.

— Так значит, вы видели меня днем? — воскликнул актер.

— Да, и думаю, что вы были само чудо, — сказала девушка.

— Если б только я знал, что вы в театре! — продолжал он теперь как-то даже вдохновенно, стараясь изо всех сил, абсолютно уверенный, что говорит именно то, что сейчас нужно. — О, тогда бы я играл весь спектакль для вас одной и произнес бы где-нибудь по ходу действия ваше имя. Дайте-ка сообразить, где бы оно подошло. Ах да! В тот самый момент, когда осужденному дьяволу приходится покинуть мир, можно остановиться и, обернувшись в ту сторону, где сидите вы, сказать: «Я ни с кем не прощаюсь здесь, кроме Лауры». Если б только я знал, что вы в театре!

Кажется, он спохватился вовремя и вовремя успел отвлечь ее внимание от довольно-таки неуклюжей фразы насчет прощания, потому что, во-первых, сама эта фраза была верхом бессмыслицы и, во-вторых, произнес он ее весьма и весьма скверно. Но Лаура Слэйд как будто не заметила этого, и все по-прежнему оставалось в отменном порядке.

— В жизни не слышала, чтобы актер говорил со сцены специально для меня, — сказала она.

— Я буду делать это для вас каждый вечер, который вы проведете в театре, — сказал актер. — И если вы дадите мне свой утренний билет, я разыщу кресло, в котором вы сидели, обниму его, прикажу снять и перенести его в мою уборную, так чтобы отныне в нем сидели бы только вы, вы одна. Мое сердце не вынесет, чтобы кто-то другой садился в него после вас.

— Мое место было в ярусе, — сказала девушка, — а билет я выбросила.

— Дорогая! — сказал актер.

— Мне просто не удалось достать что-нибудь получше.

— Но это значит, что вы меня не видели!

— О нет, отлично видела, — сказала Лаура Слэйд. — Я захватила с собой тетушкин театральный бинокль. А сидела в четвертом кресле справа, как раз напротив сцены, в предпоследнем ряду яруса.

— Я прикажу немедленно вынести оттуда ваше кресло, — сказал актер, — и поставить его ко мне в уборную.

— В самом деле?

— Вы не верите?

— Не верю, мистер Салама, — сказала девушка, — но все равно, вы — прелесть.

— В понедельник вечером спектакль. На ваше имя будет оставлен билет в первом ряду, — сказал актер. — Я буду играть весь вечер для вас одной. А после спектакля вы найдете свое сегодняшнее кресло в моей уборной.

— Нe верю.

— Клянусь вам.

Он сам теперь дивился тому, что говорил.

Взгляд у него стал пронизывающий и нежный; Салама был доволен — в понедельник девушка придет. Мисс Бэнкхед и тетушка Лауры подошли к ним на минутку — поздороваться, а потом исчезли, и Лаура снова была в его полном распоряжении. Он чувствовал, что надо сказать ей что-то еще, но что именно — не мог сообразить, хоть умри, и начал даже помаленьку сдавать в росте. Наконец он решил повторить уже сказанное, надеясь таким образом придать еще большую значительность своим словам.

Тут, к счастью, подоспела тетушка Боук-Рехан Адамс и сказала ему:

— Андрэ, ну присоединяйтесь же к остальным! Что вы укрываетесь в холле? И ты, Лаура! Кстати, можешь остаться до вторника, если тебе так хочется.

Девушка подпрыгнула от радости, засмеялась, чмокнула тетку, кинула актеру простой, ему только понятный взгляд, как бы говорящий, что между ними есть тайна, и умчалась в огромную шумную залу. Именно в этот момент Андрэ Салама, актер, и оборотился к ее тетушке и сказал так:

— Нет, эта девушка не настоящая, ну конечно же, не настоящая.

— Что вы под этим разумеете? — полюбопытствовала тетушка.

— То, что для настоящей она слишком необычайна, — уточнил свою мысль актер.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сароян, Уильям. Рассказы

Неудачник
Неудачник

«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других. И во всех них Сароян пытался воплотить заявленную им самим еще в молодости программу – «понять и показать человека как брата», говорить с людьми и о людях на «всеобщем языке – языке человеческого сердца, который вечен и одинаков для всех на свете», «снабдить пустившееся в странствие человечество хорошо разработанной, надежной картой, показывающей ему путь к самому себе».

Кае Де Клиари , Марк Аврелий Березин , Николай Большаков , Николай Елин , Павел Барсов , Уильям Сароян

Фантастика / Приключения / Проза / Классическая проза / Научная Фантастика / Современная проза / Разное
Студент-богослов
Студент-богослов

«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других. И во всех них Сароян пытался воплотить заявленную им самим еще в молодости программу – «понять и показать человека как брата», говорить с людьми и о людях на «всеобщем языке – языке человеческого сердца, который вечен и одинаков для всех на свете», «снабдить пустившееся в странствие человечество хорошо разработанной, надежной картой, показывающей ему путь к самому себе».

Уильям Сароян

Проза / Классическая проза
Семьдесят тысяч ассирийцев
Семьдесят тысяч ассирийцев

«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других. И во всех них Сароян пытался воплотить заявленную им самим еще в молодости программу – «понять и показать человека как брата», говорить с людьми и о людях на «всеобщем языке – языке человеческого сердца, который вечен и одинаков для всех на свете», «снабдить пустившееся в странствие человечество хорошо разработанной, надежной картой, показывающей ему путь к самому себе».

Уильям Сароян

Проза / Классическая проза
Молитва
Молитва

«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других. И во всех них Сароян пытался воплотить заявленную им самим еще в молодости программу – «понять и показать человека как брата», говорить с людьми и о людях на «всеобщем языке – языке человеческого сердца, который вечен и одинаков для всех на свете», «снабдить пустившееся в странствие человечество хорошо разработанной, надежной картой, показывающей ему путь к самому себе».

Уильям Сароян

Проза / Классическая проза

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги