В теснинах гор: Повести

Мы дотемна искали Черного в лесу. Искали следы его коня. Но начало темнеть, и ни Черного, ни его следов мы не нашли. Вернулись в аул, опять допрашивали пойманного: оказывается, с Черным целая шайка из семи человек — беглые воры и убийцы, а поддерживают их в аулах кулаки. Сам Черный с шайкой сидит на одном месте. После каждого привала он укрывался в грузинских горах. Еще мы узнали, что Черный мечтает уехать совсем за море — в Турцию. Но что‑то задерживает его. На чужбине с пустыми руками нечего делать, нужно золото. «Значит, в доме его интересует золото, оно все‑таки есть, но где?» — недоумевали мы.

«Надо разрушить дом, камня на камне не оставить, — предложил Муса–Хаджи. — Мы для Заиры построим новый дом».

Но мы возразили: «Если мы разрушим дом, тогда совсем отрежем путь Зурканаю в аул. А он рано или поздно обязательно должен явиться сюда. Так что, будем зорче следить».

8

На самом деле, потом почти год ничего не слышно было вокруг о разбойниках. Но мы ни на день не забывали, что он может появиться в ауле, что это затишье обманчивое, что Черный — Зурканай хитрый и коварный враг. В ауле шла подготовка к объединению земель, а овцы уже были сведены в общую отару колхозников. Председателем колхоза избрали меня, а председателем Совета остался Муса–Хаджи. У него появился третий сын, а у меня — дочь. Построили школу, клуб и колхозную канцелярию. Жизнь в ауле со дня на день становилась зажиточнее и веселее. Люди строили новые дома — добротные, красивые. В клубе показывали кинофильмы, и все гандыхские мальчишки готовы были хоть каждый день смотреть «Чапаева». Казалось, наступили тишина и покой — живи и радуйся новой светлой жизни. Но мы‑то знали, что еще немало всякой нечисти ходит по нашей земле.

И вот тревожная весть -— у гондохцев угнали овец. У шали хитро, все продумали, напали ночью на стоянку отары, а чабана–караульщика заранее уговорили — был он из кулацкого рода. Начальник милиции позвонил нам, он был уверен, что это опять дело рук Черного. Оказывается, мельник из аула Гондох еще прошлой ночью видел у речки подозрительных всадников. Через час прибыл к нам оперативный отряд, и к утру мы двинулись в горы на место преступления.

Председатель коммуны и удаман — завфермой рассказали нам, как было дело. Оказывается, бандиты прихватили с собой и лучшую чабанскую собаку — Алмаса, а уж он‑то наверняка повел бы нас на след исчезнувших овец.

— Какой пес был, — причмокивал языком удаман, — особый нюх имел на волков и воров. Ни барашка не потеряет. Отстанет глупый баран от отары, Алмас сядет и ждет терпеливо, пока чабан не спохватится и не вернется. Этот кулацкий сын знал, что делал. Перво–наперво собаку увел!

— Говорил тебе, сколько раз говорил, не доверяй ему, криводушный он человек, — упрекал председатель удамана, но начальник милиции прервал его:

— Времени нет на разговоры, спешить надо, пока воры далеко не ушли.

А Муса–Хаджи тем временем что‑то искал в траве. Подозвал меня:

— По следам идти надо, возьмем какую–никакую овчарку, все равно привыкла она к баранам, след возьмет! Я пойду с ней впереди, а вы–следом за мной, только прячьтесь за кустарниками. Главное, чтобы они нас раньше времени не заметили. Уж если не бандитов, то чабана обязательно поймаем: не мог же он с тридцатью баранами за ночь наши горы перемахнуть.

Так и сделали. Муса–Хаджи с собакой ушли по следу. Я на всякий случай на расстоянии нескольких шагов за ними, остальные рассыпались цепочкой.

Мы обшарили пещеры, лесные полянки, то след теряли, то снова находили, иногда сомнение нападало — по тем ли следам идем, тех ли баранов ищем.

Думаем: «Что бандитам тридцать баранов! По два могут положить на коня и ускакать. Может, на перевал надо ехать — нам устроить засаду, если только они еще не успели раньше нас его перемахнуть».

Солнце палило вовсю, пот градом катился по нашим лицам и спинам. Попробуй‑ка то подняться на вершину горы, то спуститься в ущелье, — сами знаете, какие наши горы!

Вдруг в тени большого утеса я заметил стадо. Старый чабан испуганно поднялся нам навстречу. Мы поприветствовали его, поздоровались с ним за руку.

— Давно тут, дед? — спросил начальник милиции.

— А всю жизнь, — усмехнулся чабан, — ночую в пещере, днем чабаню.

— Барашки‑то чьи?

— Мои, сына, зятя.

Я вдруг понял, почему так испугался дед. Он, видимо, принял нас за бандитов, мол, уведут баранов и не пикнешь. Страшные тогда были времена.

— Послушай‑ка, добрый человек, — вступил я в разговор. — Не бойся нас. Мы друзья, а не враги. Сами ищем баранов коммуны. Этой ночью увели их бандиты, вот мы и хотим спросить тебя, не заметил ли ты ездовых или конных со стадом?

Дед успокоился, оглядел нас и хитро прищурился:

— Видел я кое‑что из своей пещеры. Воя за ту Шайтан–гору утром перевалили несколько всадников. И баранов они вели. Живые еще были.

Ох и обрадовались мы! Молодец дед, помог нам. Тронулись мы в дорогу, к Шайтан–горе, а чабан нам вслед кричит:

— Вы сразу не езжайте туда, — у бандитов хитрости много. Наверняка дозоры на дороге оставляют. А барашков до перевала зарежут. Туши легче таскать.