Читаем В теснинах гор: Повести полностью

— Ой, боюсь я его. Глаза‑то вон так и сверкают. Смотри, Абдурахман, как бы он тебя клювом не ударил, — сказала Салтанат.

— Не ударит.

— Ну, да как знаешь, мне пора: кукурузу полоть надо, да теленок что‑то захворал. Да и в саду работы невпроворот. Весна. Она, вон, не ждет. Знай только поспевай. А чуть за чем не углядишь, — и пропало. Вон вчера: речка чуть корову Загидат не унесла. У нас сейчас этот, глухой Абдула пасет, ну, и не углядел. — Салтанат заторопилась. — Ой, да чуть не забыла. — С письмом‑то к Маседо как быть. Может, сам ей в горы отнесешь?

— Схожу сегодня. Мне все равно в те края надо: кто‑то на днях здоровую сосну около харчимского берега срубил, очистил, бревно приготовил. Похоже, сегодня за этим бревпом пожалует.

— Смотри, Абдурахман, из‑за бревна не губи себя. Неровен час — нарвешься на какого подлеца. Немало их сейчас по дорогам ходит, дезертиров всяких. Злые они. Слыхала я тут, будто скоро конец придет колхозам, война‑то вон куда зашла.

— Вранье это! — рассердился дед. — Кто это такие хабары разводит? А войне конец скоро. Это я тебе точно говорю.

— Дай‑то, Аллах, — вздохнула Салтанат. — Теперь чего только не наслушаешься. Ну, пойду я, а письмо — на вот, отдай Маседо. Она, бедняжка, тоже, поди, ждет от него весточки.

— Бабушка Салтанат, давай мне письмо, я отнесу, — крикнула Хажа. — Мне давно хочется к Маседо сходить.

— Вай, девочка моя! Куда тебе через лес идти, не приведи, Аллах, что случится. Не пускай их, Абдурахман. Дети ведь еще, — она жалостливо посмотрела на Хажу, потом на меня.

— Ступай, Салтанат. Ничего с ними не случится. Иди. А мы тут что‑нибудь придумаем,

7

Дедушка Абдурахман проводил нас до трех сосен–сестер. Три одинаково стройные красавицы сосны стояли почти вплотную одна к другой, словно сестрички. За ними начинался кустарник, через который тропинка вела прямо по скалам в горы.

— Подниметесь к источнику, вниз не смотрите, шагайте только вперед, — глуховатым голосом говорил Абдурахман.

— Дедушка, ты за моим туренком присмотри, он, бедняжка, наверно, будет скучать без мепя.

— Ладно, ладно, присмотрю.

Мы с Хажей заторопились.

— Обратно‑то этой же дорогой ступайте, — напутствовал нас дед. — Да не задерживайтесь. Письмо Маседо отдайте и айда домой. — Он долго смотрел нам вслед, стоя у сосен–сестер, и беркут парил над ним.

Вскоре мы с Хажей поднялись к источнику, названному когда‑то Саратским. Рассказывают, будто однажды, еще в старые времена, через этот перевал девушку по имени Сарат вез богатый жених к себе в другой аул. Они ехали верхом на конях, и лицо невесты было закрыто шалью. Богач вез Сарат не по доброй воле: в родном ее ауле остался любимый, но родители не хотели выдавать дочь за бедняка. Когда кони добрались до источника, Сарат попросила у жениха разрешения напиться из родника родного аула. Сошла с коня, да и бросилась вниз со скалы: она предпочла умереть, чем быть с нелюбимым. С тех пор, говорят, и зовется этот источник Саратским. Вода в нем студеная, зубы стынут. Двумя глазками пробивается вода из скалы, звонко падая на камни.

— Это глаза Сарат, — сказала Хажа. — Говорят, с тех пор плачут они.

— Все это выдумки, — заявил я. — И никакой Сарат, наверно, не существовало. Источник как источник. И никакие это не глаза.

— Тебе, Султан, лишь бы поспорить. Всегда ты не веришь ничему. А мне вот бабушка говорила, что это случилось, когда она еще девчонкой была. А Сарат была очень красивая, наверно, как твоя сестра Маседо.

— Ладно. Пошли. Да вниз не смотри, голова закружится, — сказал я, сам боясь взглянуть вниз, в пропасть. Тропинка вилась в скалах, время от времени она становилась такой узкой, что приходилось держаться за выступы. По этой тропе чабаны едут на конях в горы. При одной мысли об этом у меня слегка закружилась голова и пересохло в горле. Я вдруг представил, как наша Маседо скакала здесь ночью в аул, когда узнала о «черном» письме. Храбрая Маседо у нас.

— Знаешь, — болтала, не унимаясь, Хажа, — здесь однажды пастух вниз сорвался, его, говорят, так и не нашли.

— Да хватит тебе выдумывать, — наконец рассердился я. Мне и так было страшно, а она — со своими случаями. — Перестань болтать! — кричу я, боясь повернуться к ней. Она осторожно ступает следом за мной и болтает без умолку. — Дома так молчишь, а здесь разболталась, когда нельзя.

— Так я ж нарочно, чтоб дорога быстрее прошла, — едва слышно говорит Хажа. — Когда говоришь, не так страшно, — призналась она.

— Тогда про что‑нибудь хорошее рассказывай, а то заладила — кто как упал, да кто шапку уронил.

— Хорошо, Султап, я не буду больше. Только ты не кричи, мне и так страшно, прямо дрожу вся. Дай руку…

Мне понравилось признание Хажи. Оказывается, и ей страшно.

— Маседо рассказывала, как здесь один пьяный чабан. вниз сорвался, — сказал я, не замечая, что тоже начинаю говорить про страшное.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже