В теснинах гор: Повести

— Это здесь в горах дождь будет, а внизу — ясно. Видишь! Бежим лучше посмотрим старого козла.

— Жалко мне его, — вздохнула Хажа. — А как мы туда спустимся?

Я дорогу знаю. Еще давно с Хаджи–Мухамедом за крапивой туда ходил. Там у красных скал самые первые подснежники бывают.

— Ну пошли, — согласилась Хажа. Уж лучше бы она не соглашалась! Тогда бы мы не свернули к тому покрытому мелким кустарником ущелью, на дне которого бежит, далеко отбрасывая брызги, горная речка. Тогда бы мы не оказались там…

Держась за руки, мы спускались все ниже, к краю леса. За нами тянулись серые дождевые тучи. Они быстро бежали, гонимые ветром. Осторожно ступая, мы скоро очутились у самого края пропасти. Там лежал разбившийся серый козел, а над ним стояли две собаки. Нам показалось, что собаки рвали тело козла, стараясь оттащить его подальше к кустам.

Мы вышли из‑за камней и хотели уже было подойти ближе, как собаки подняли морды.

— Волки! — вырвался у меня крик. Мы стояли, боясь пошевелиться. Правда, мы находились выше их, и под ногами у нас были камни. Но ведь можно и промахнуться. А волки, обнажив клыки, уже шли прямо на пас. Их было трое: одного мы сначала не заметили. Те двое, которых мы заметили сразу, видно, не подпускали его к козлу, и теперь третий, улучив момент, бросился к своей жертве и вырвал большой кусок мяса. Тогда один из двоих побежал обратно к нему, а другой шел на нас.

— Ой! — прижалась ко мне Хажа. Она вся дрожала.

— Не кричи! Он поймет, что мы боимся, — шепнул я, тоже дрожа от страха. Волк подходил все ближе, в два прыжка может оказаться рядом с нами: убьет меня, потом Хажу, — от страха я весь вспотел. А Хажа лишь молча жалась ко мне.

Я схватил большой камень и, размахнувшись, что было силы бросил в волка.

— Уходи! Ну! — Волк остановился в нерешительности. Но тут рядом с ним появился второй, а потом и третий.

— Ой, они окружают нас! — закрыв лицо руками, кричала Хажа.

— Бери камень! — крикнул я и сам схватил первый попавший мне под ноги. Я силился внушить себе храбрость, но коленки у меня так и дрожали. Вот первый волк с раскрытой пастью уже совсем близко. Говорят, когда волки неожиданно обнаруживают отару, они иногда забывают открыть пасть от растерянности и долго топчутся возле баранов, а не сразу задирают их. А вот когда они нападают с открытой настью, каждый из них может задрать на ходу нескольких баранов. Вспомнив об этом, я снова схватил камень. «Ударю прямо в открытую пасть». И тут вдруг раздался выстрел. Один из волков, перекувырнувшись через голову, с воем покатился по земле. Двое других бросились прочь.

Мы с Хажей растерянно оглянулись: из‑за кустов вышел незнакомый мужчина в серой солдатской шинели, в пилотке, в кирзовых сапогах. Он был молодой, темное лицо заросло щетиной. Положив пистолет в кобуру, он, прихрамывая, подошел к нам.

— С волками воюете?

— Они чуть не убили нас, — ответила дрожащим голоском Хажа. Но она уже успокоилась. — Если бы не вы, дядя…

— Да уж, если бы не мое ружье, туго бы вам пришлось. С камнями против волков не пойдешь, — сказал он, доставая кисет с табаком. — Кто же вы такие будете?

Мы сказали. Солдат прищурил зеленоватые глаза.

— А! Так, значит, знаменитого старика Абдурахмана внуки? Как же он отпустил вас одних в такую даль? Или удрали?

— Мы в горах, где отара, были. А там хотели на мертвого козла посмотреть… А вы кто, дядя?

— Солдат я… С фронта в отпуск еду. А зовут меня Серажутдин.

— Спасибо, дядя Серажутдин, — сказала Хажа, опасливо смотря в ту сторону, куда скрылись волки. — Хорошо, что у вас ружье было. Они и вас могли задрать.

— Оружие мое надежное, подарок командира полка, — усмехнулся солдат.

— Можно я посмотрю?

— Посмотреть можно, а вот баловаться им не стоит.

Я взял в руки блестящий револьвер. На рукоятке было высечено: «Бойцу Серажутдину за храбрость. От комполка Майорского».

— Вы фашистов били? — спросил я.

— Фашистов да вот еще волков, — засмеялся он.

— А мой дядя Хасбулат тоже шестьдесят фрицев из своего пулемета уничтожил, — хвает–алась Хажа.

— Хасбулат, говоришь? Это не младший ли брат Юсупа?

— Да… Юсуп — мой напа. А вы откуда их знаете?

— Ну и ну… Дочка, значит, Юсупа? А где ж их отец, знаменитый Абдурахман?

— Дедушка в лесу. Он нас сейчас дожидается. Пойдемте с нами, дядя Серажутдин, — пригласил я. Мне хотелось спросить его, не видел ли он на фронте моего отца, ведь на войне, говорят, из разных аулов люди встречаются, но солдат шел о чем‑то задумавшись, опираясь на палку, и мне неловко стало его беспокоить расспросами.

Подходя к сторожке, мы еще издали увидели на тропинке деда Абдурахмана. Он уже, наверно, начинал волноваться и вышел нам навстречу. Увидев с нами хромавшего солдата, он очень удивился и, приставив козырьком руку ко лбу, внимательно всматривался в Серажутдина.

— Ваалейкум салам, — отвечая на приветствие солдата, сказал Абдурахман и подал Серажутдину большую темную руку.