В теснинах гор

— Теперь пропал парень! — услышал Магдилав чей‑то изумленный возглас. Все, затаив дыханье, следили за борьбой, ждали, когда Мустафа применит свой коронный прием — оторвет от земли соперника и бросит наземь. Не было еще такого случая, чтобы кто‑то выходил победителем из его железных объятий.

— Ох, проклятый! — шептал Шагидав. На лице его появились капельки пота, он скрипел зубами, будто это его, как тогда на базаре, сжимает своими каменными руками Мустафа.

А Магдилаву казалось, что набросили на него железный аркан, вот–вот хрустнут кости в груди, все труднее дышать, и глаза застилает красная пелена. «Оставь меня, я задыхаюсь», — хотел он крикнуть. Совсем близко увидел он лицо Мустафы. Глаза его уже не казались веселыми и добрыми, они сузились и потемнели, на лбу залегли глубокие складки, на гладкой, как тыква голове, блестел пот. Ему оставалось только оторвать от земли обессиленного соперника и положить на лопатки. «Ничего, молодчик, — думал он, завидуя молодости Магдилава, — хоть ты и молод и силен, но на этот раз уляжешься подо мною. А дальше Аллах знает, будет ли у тебя охота пробовать силы Мустафы!»

— Смотрите, смотрите, Мустафа отрывает его от земли! — воскликнул кто‑то.

— Крепись, сынок! — закричал Шагидав. Не выдержал старый борец. Больно ему видеть, как в тисках соперника никнет молодое, могучее тело его питомца.

И Магдилав услышал этот голос. Всю свою молодую нерастраченную силу собрал он и, казалось, окаменел. Как ни старался Мустафа, не мог он оторвать от земли соперника. И вдруг железное кольцо разорвалось. Один миг — и уже Магдилав длинной рукой держит толстую шею противника. Еще миг — и ловким маневром он скручивает ногой правую йогу Мустафы, а потом, сгибая влево, особым приемом бросает его на ковер. Лопатки дагестанского льва коснулись пола.

Все оцепенели, а опомнившись, закричали, приветствуя победителя. Женщины бросали к ногам Магдилава тонкие шали. В стороне стоял старый Шагидав и мельник. Магдилав увидел их и облегченно вздохнул. Будто во сне он слышал, как из уст в уста передавалось его имя, видел, как Нуцал–хан подозвал казначея своего, с золотой монетой, как Арсахан, улыбаясь, говорил ему что‑то. Но дороже всего молодому горцу была нежная улыбка прекрасной дочери Исилава. Это она первая выбежала из пестрой толпы девушек и набросила на его широкие могучие плечи красную шаль.

4

Вернулся Магдилав домой багадуром — победителем. В кармане у него звенела золотая монетка — ханский подарок, душа пела от людской молвы и славы. Арсахан посадил его на лучшего коня, купил ему у хунзахского торговца богатую одежду. «Отныне твое имя полетит, как орел по горным аулам; его будут произносить и стар и млад», — говорит он, тоже радуясь, что его слуга уложил самого прославленного борца — Мустафу. Казалось Магдилаву, что он стал другим, даже немножко загордился. «Смотри, сынок, не будь похож на петуха, который кичится в ветреный день своим хвостом. Слава — вещь капризная, приобретается с трудом, а сохранить ее еще труднее», — поучал своего питомца старый Шагидав. В те дни Магдилав ходил как пьяный: перед ним сверкали глаза дочери Исилава, они как две пули пронзили его сердце. И вспомнил он последние слова Мустафы. Тот встал с ковра, взял обеими руками руку молодого соперника: «Отныне я не буду выходить на ковер, буду тобою любоваться, береги честь борца Дагестана, не замарай ее!»

И в самом деле, когда теперь он — Магдилав появлялся на кородинском базаре, люди окружали его, превозносили его силу и ловкость. Он был желанным гостем на торжествах хана. Арсахан всюду возил его за собой. И везде искал Магдилав ту, что жила в его сердце — после очередной победы над борцами, на торжествах хана во дворце, и жил надеждой, что встретит девушку когда‑нибудь и скажет ей о своей любви. Родители говорили Магдилаву: «Женись, сынок, мы постарели, хотим нянчить вну ков, рано рожденный ребенок отцу и сын и брат». А он отказывался, находя всякие причины, скрывая от них, о ком мечтает. Между тем он рос и развивался, как виноград под солнцем, молодая сила играла в его мускулах. Иногда казалось, что стоит чуточку приподняться и протянуть руку — достанет он с неба звезду, захочет и прыгнет через Койсу и оставит ее под собой, положит на плечи высокие горы и понесет их, как хурджины, на любое место.