В теснинах гор

— Дайте мне винтовку. Я тоже в разведчики хочу… Как Парида, — и хоть Абдулатип и не решался взглянуть в глаза Атаеву, голос его звучал твердо.

— В разведчики, говоришь? — суровое лицо Атаева смягчилось, глаза улыбались. Он что‑то тихо сказал русскому, и тот тоже ласково взглянул на мальчугана.

— Товарищ командир, его попробовать можно. Сообразительный паркишка. И на разные птичьи голоса свистеть умеет. Вот и меня освободил, вокруг пальца мюрида обвел, — и Сааду подмигнул Абдулатипу.

— Верю, верю, — задумчиво сказал Атаев, шагая по комнате. Он подошел к Абдулатипу, положил руку ему на плечо. — Нелегкое это дело — в разведку ходить. И опасное.

— Я ничего не боюсь.

— А если мюриды поймают?

— Не поймают. А если поймают, ничего им не выдам.

— Да… Ну что ж. Разведчики нам нужны. Ну так как, друзья? Берем его в разведчики? — Атаев обернулся к сидевшим за столом Сааду и русскому.

— Парень стоящий. Я уже говорил, — сказал Сааду.

— Хорошо. Мы пошлем тебя в Голотли, с донесением Кара–Караеву, Как? Согласен?

— Конечно. Я все что надо доставлю.

— Поди‑ка сюда. — Атаев взял со стола яблоко, из тех, что принесла Парида, разрезал его пополам и, аккуратно вырезав середину, вложил в нее маленький клочок бумаги. Потом ловко сложил обе половины. — Вот, держи. Если вдруг мюриды поймают тебя, сразу откуси яблоко и проглоти бумажку. Ясно?

— Ясно…

— Если будут спрашивать, куда, мол, идешь — говори яблоки продавать. Их тебе даст в ауле Хиниб бабушка Париды, Кавсарат. Туда и пойдешь сейчас с Паридой, а оттуда — каждый своей дорогой. А это яблоко в карман спрячь получше и, смотри, не спутай с другими. Ну, желаю удачи, — и Атаев крепко пожал руку Абдулатипу. — Ну вот и Парида пришла, — сказал он. В дверях стояла Парида. Атаев протянул ей бумажку–донесение Самурскому. Парида быстро сложила ее вдвое и спрятала в косе.

Абдулатип и Парида вышли в дорогу. На радостях Абдулатип как‑то совсем не думал о предстоящих опасностях. Только жаль ему было расставаться с Шамсулварой, который оставался в крепости.

Вокруг крепости, выползая из ущелья, стелился туман, и трудно было заметить ползущих вдоль стены ребят. К тому же партизаны усилили стрельбу, отвлекая от них внимание.

Ребята вышли из крепости через отверстие в стене, где было вытащено несколько камней, и несколько шагов ползли вдоль стены, а потом Парида свернула в сторону реки. Абдуматип был рад этому: спускаться по той скале, по которой Парида добиралась сюда, он боялся, хоть и молчал.

— Снимай сапоги, речку будем переходить, — сказала Парида.

Ребята миновали реку и вышли к отвесной дороге, той самой, которой шли в крепость Абдулатип с Шамсулварой. Еле заметная, она, как тонкая нить, висела над пропастью. Осторожно ступая, ребята стали спускаться. Идти надо было боком, плотно прижимаясь к скале и стараясь не смотреть вниз. Парида шла впереди. Спускалась она легко, словно горная лань. Казалось, она только и знала что ходить здесь. Там, где надо? было прыгать через выступы, она протягивала тоненькую смуглую руку Абдулатипу.

— Не торопись. Прыгай осторожно, — предупреждала она.

Когда Абдулатип вступил на очередной выступ, из‑под ног его вдруг взлетел огромный орел и, хлопая крыльями, закружился над ним. Видно, непривычный шум потревожил его. Обескураженный Абдулатип чуть было не сорвался вниз. Сдвинутый им камень, ударяясь о скалы, с грохотом полетел вниз, в реку.

— Прижмись к скале, отдохни немного, — крикнула Парида. — Смотри, орел улетел. Видно, испугался. Теперь уже немного осталось идти, пещера близко, — подбадривала она его. — А оттуда по ступенькам прямо в Хиниб спустимся.

Спокойствие Париды передалось и Абдулатипу. Вскоре они подошли к пещере. Около нее чуть теплилась зола: видно, охотники недавно жарили тут горную дичь.

— Давай посидим здесь, — сказал Абдулатип.

— Нельзя. Пока туман не рассеялся, надо успеть спуститься, — сказала Парида.

— Где? Здесь спуститься? — Абдулатип посмотрел на почти отвесную скалу.

— Да. Там ступеньки есть. Пошли, — Парида пошла вперед. Ох, какой это был спуск, не легче первого. Хорошо, кругом стоял туман и не видно было высоты…

Когда измученные ребята подошли к дому бабушки Кавсарат, она, держа кувшин в натруженных темных руках, сбивала масло.

— Кто же это с тобой? — спросила она Париду. Большие, цвета ореха глаза внимательно смотрели на Абдулатипа. Морщинистое, словно вспаханное поле, лицо было строгим.

— Это наш. Абдулатип, — сказала Парида. — Сааду просил, чтобы ты, бабушка, положила ему в хурджины яблок. Он пойдет их продавать, — и она хитро подмигнула Кавсарат.

— Как он там? Вон ведь оно как, стреляют да стреляют. Жив ли?

— Жив, бабушка. Даже не ранен. Велел тебе кланяться. И мне просил дать конопли, я тоже торговать иду.

— Ох, дети, дети. Знаю я эту вашу торговлю. Да что с вами делать. Ночами из‑за вас не сплю, совсем поседела моя голова за эти дни. Что‑то с вами будет? Один Сааду у меня из мужчин остался. Хочу, чтоб проводил меня в последний путь. И не знаю, дождусь ли его.