В тесной комнате

— Приходила?

Он воззрился на меня, и выражение его лица изменилось. Из безразлично-вежливого, исполненного вялого профессионального интереса оно становилось все более удивленным по мере того, как он наблюдал за гимнастикой, которую проделывало мое непокорное веко.

Потом он вернулся к своему блокноту.

— Она ничего вам не говорила о своем намерении покинуть город?

— Нет, абсолютно ничего.

Мой глаз задергался с отчаянной силой.

— И какой характер носила ваша беседа?

— Ну, мы говорили о разном…

— Мисс Ловетт. — Он поднял на меня глаза, и в его голосе зазвучали суровые нотки: — Я женатый человек.

На мгновение я оторопела: он вообразил, что я с ним заигрываю и подмигиваю ему.

— Нет, нет!

Я попыталась придумать ответ, который отмел бы все его подозрения и в то же время не обидел его.

— Каким бы привлекательным я ни находила вас, дело в том, что…

— …женатые мужчины вызывают у вас отвращение?

— Нет! Это тик. Когда я нервничаю, у меня дергается глаз.

— Так вы нервничаете, мисс Ловетт?

— Конечно, нет! — ответила я с негодованием, несмотря на предательское подергивание глаза.

— Если вы вспомните что-нибудь, что могло бы помочь найти мисс Кокс, пожалуйста, свяжитесь с нами.

— Даю слово, — сказала я, против воли подмигнув.

Офицер Уильямс помолчал с минуту, будто раздумывал, может ли считаться уликой подергивание лицевых мышц, потом захлопнул свой блокнот. Когда он повернулся, собираясь уйти, у меня мелькнула мысль.

— Прошу прощения, офицер.

— Да?

— Вы знаете Кристофера Куинна?

— Кристофера Куинна? Того парня, что снимался в фильме «Грек Зорба»?

— Нет, там снимался Энтони Куинн, а я имею в виду реальное лицо, полицейского по имени Кристофер Куинн.

— Вы хотите сказать здесь, в Саванне?

Я утвердительно кивнула.

— И как он выглядит?

— Ну, у него темные волосы, он высокий, хорошо сложен, ярко-зеленые глаза. Не скажу, что он красив в привычном смысле слова.

На минуту офицер задумался:

— А вы полагаете, что ключ к этой истории в его руках?

Он смотрел на меня как-то странно, будто додумывал за меня мою собственную мысль.

— Нет. Боюсь, ничем не могу вам помочь. Но, если вы вдруг вспомните что-нибудь, что могло бы сослужить нам службу, позвоните мне.

— Не сомневайтесь!

Он улыбнулся и приложил два пальца к месту, где должна была помещаться шляпа, но шляпы он не носил. Потом он ушел.

Мне тоже хотелось порасспросить его о Марте, о том, что полиция думает по поводу ее исчезновения, и о том, где она, по их мнению, может находиться, но я опасалась вызвать подозрение. Ясно было только одно: когда Мэри Клэр упомянула мемориальную службу, полицейский не спешил отрицать общее мнение о том, что Марта Кокс мертва.

Возможно даже, они обнаружили ее тело и теперь пытались заставить предполагаемого убийцу выдать себя, усыпив его бдительность сообщением о ее исчезновении. Но правда заключалась еще и в том, что я сейчас думала о Марте не так, как прежде, а совсем по-иному, будто заново смотрела старый фильм и открывала в нем неизвестное ранее.

Оглядываясь назад, я теперь вспоминала случаи, когда Марта делала попытки подружиться со мной, но я всегда противилась этому и отталкивала ее. Например, был случай, когда набирали состав «актеров» для какого-то школьного спектакля, и Марта, улыбаясь, подошла ко мне и сказала что-то доброе о том, как хорошо я сыграла свою характерную роль, а я повернулась к своим подружкам и высмеяла ее. Не помню точно, что я сказала, но хорошо запомнила выражение ее лица, особенно глаз.

Были и другие случаи, но за эти годы они выветрились из моей памяти. Гораздо проще было считать Марту Кокс вечным врагом.

Таким образом я автоматически становилась жертвой и снимала с себя всякую ответственность.

Выбрав Марту Кокс козлом отпущения, я могла относиться к себе некритически. Я всегда имела возможность ткнуть пальцем в Марту и щедро пожалеть себя. Все это в известном смысле было очень удобно. Собственно, и с Джедом, моим женихом, история повторилась. Наши отношения так никогда и не зашли слишком далеко. Скорее это был вопрос инерции и привычки, а не чувств.

После окончания колледжа мы не потрудились расстаться, а когда, как нам казалось, пришло время пожениться, мы обручились. И я предалась мечтам о грандиозной свадьбе, которая вполне подошла бы телеведущей.

Я была так занята мыслями о свадьбе, что не задумывалась о браке как таковом.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что Джед в конце концов бросил меня. Неудивительно и то, что он не объяснил, почему это произошло, — я ведь не стала бы его слушать, и он знал это.

Не было ничего странного и в том, что он начал встречаться с Мартой, но ведь он встречался не с ней одной. И Марта, которой не было в городе, когда он меня оставил, порвала с ним, узнав, что мы были обручены. Возможно, что Джед по-настоящему ей нравился, возможно даже, что она начинала его любить, и все же Марта порвала с ним.

Я предпочла забыть об этом. Вместо того чтобы отнестись критически к себе самой, я предпочла считать виновницей крушения своего брака Марту, но на самом-то деле, когда Джед не явился в церковь, Марта была за сотни миль от этого места.