В тихом городке у моря

Рассусоливать долго не стал, как не стал и намекать – не тот человек Ленка, его «так сказать, сестра». Спросил напрямик, правда с небольшой заминкой:

– Лен! А можно… К тебе приехать? Ну, в смысле к вам?

Ни минуты не раздумывая, Ленка громко и радостно заверещала:

– О чем ты, братик? Ты вообще в своем уме? Как это «можно»? Да нужно, Вань! Необходимо! Я так соскучилась по тебе! – И тут же деловым и строгим, начальственным голосом: – Билет бери сегодня же, не тяни! Понял? – Чуть замялась: – Бери мягкий, купе! Я доплачу! Может, денег выслать? Телеграфом, срочным?

Иван, конечно, отказался. Не скрывая радости, ответил, что поедет за билетом сейчас же, прямо с вещами. Тысячу раз повторил «спасибо», Ленка на него орала и одновременно орала на кого-то из коллег, на какую-то «бестолковую и ленивую» Свету, потом на какую-то Римму Семеновну: «С непрофессионализмом я буду жестко бороться!» – и, извинившись, снова переключалась на него. И опять указания:

– С вокзала, как возьмешь билет, позвони. Бери на сегодня, не тяни! И тут же радостно: – Ванька! Не верю, неужели увидимся? – И тут, словно что-то припомнив, извиняющимся тоном добавила: – Вань, я должна, нет, обязана тебе сказать! Мама… в общем, она у меня. Я ее забрала, Ваня. Батя до белки допился. Лупил ее, ну и все такое… Говорить не хочу – стыдно. Другого выхода не было. Его тоже жалко, только ему не помочь. Вань, ты думаешь, я не должна была этого говорить?

Мать… Конечно, по ней Иван не скучал. Даже не так – он ее ни разу не вспомнил. А сейчас получалось, что он будет с ней жить в непосредственной близости – куда уж ближе! Квартирка у Ленки маленькая, дочери и муж. Ну и в придачу – больная мать. И тут еще он! Он замешкался – получалось, что его поездка была под угрозой.

Но тут вступила Ленка:

– Знаешь, братец, все дело прошлое. Я понимаю, такие обиды забыть тяжело, даже невозможно. И боль не проходит, все так. Но совесть имей, – засмеялась Ленка, – совесть, Ваня! – И тут же серьезно, без шуток, добавила: – Тяжело мне, Ваня, если по-честному. Работа, дом, дети, муж. Ну и мать теперь. Помощь твоя мне, если хочешь, необходима!

Ну что ответишь? Ленка, умница, как всегда нашла к нему подход. Взрослый мужик – да бог с ними, с обидами! Но как же Ленка умна и хитра! Он быстро собрал чемодан и стал дожидаться Нинку. Вышел на улицу – эх, достать бы Нинке цветов или большую коробку шоколадного набора. Да где там – магазинные полки были девственно пусты. Но в булочной ухватил огромный бисквитный торт, украшенный разноцветными кремовыми розами – уже повезло! И Нинка, конечно, обрадуется.

Узнав о его планах, она заплакала:

– Как же так, Ванечка? Значит, бросаешь старуху? Оставляешь одну, без всякой помощи?

– Какая помощь, Нин? О чем ты? Я тебе только в тягость. Сложно ведь – однокомнатная квартирка, а тут я. К тому же лишние хлопоты – что-то достать, приготовить. Я обуза, Нинок! Обуза, а никак не поддержка. Думаешь, я этого не понимаю?

Нинка плакала и убеждала его в обратном.

Конечно, он все понимал – одиночество. Страшное одиночество, безбрежное, дикое. Представлял, как Нинка приходит с работы и открывает пустую, темную квартиру. Всю жизнь одна, без семьи. Короткое счастье с Митрофанычем. Да и счастье ли? И все-таки было для кого жить. За кем ухаживать. Нет, теперь он знал точно: любые хлопоты, любые проблемы и даже беды – ничто рядом с одиночеством.

И все-таки у него своя жизнь. Ему было жаль несчастную Нинку, но это никак не могло отменить его решения. В конце концов, может, у него появился шанс что-то изменить?

В пять вечера он был на вокзале, легко купил билет – не так много людей стремилось уехать в Мурманскую область. Взял плацкарт, какой там мягкий? Не барин, доедет и так, не привыкать. Позвонил Ленке и услышал, как обрадовалась сестра.

Денег было катастрофически мало, хватило на две книжки девчонкам, довольно страшноватого и лысого пупса в коляске, килограмм московских конфет и бутылку дагестанского коньяка для Петровича, зятя.

А вот с сестрой было сложнее. Но снова повезло – у входа на вокзал заметил тетку, у которой из сумки торчало что-то снежно-белое, кружевное. Понял, что она торгует. Та, увидев его, заговорщицки кивнула. Оказалось, что белое и кружевное – ночная рубашка.

– ГДР, – приговаривала тетка, – достала по случаю! Такой красоты тебе вовек не найти.

– Да спасибо, я понял! Только размер, наверное, не подойдет – сестра у меня женщина крупная, корпулентная.

– А я? – обиделась тетка. – Я мелкая, что ли?

Она и вправду была крупной, высокой и полной.

– На себя брала, на себя, – испуганно озираясь по сторонам, пришептывала торговка. – Но не повезло, мала оказалась, зараза.

Зашли в близлежащий подъезд, и, как фокусник достает из коробки белого кролика, она извлекла из сумки «белое и кружевное».

Рубашка была и вправду сказочно красивой, из другой, незнакомой, неземной и нездешней жизни. И самое главное, тетка не обманула: она оказалась действительно большой.