В тихом омуте...

– Что, дохлый мариец наплел? Так ты больше слушай этого пьянчугу. Он же неадекватен текущему моменту. И потом, все эти симпатичные грешки в прошлом, уверяю тебя.

– Тогда с нетерпением жду, что еще ты вытащишь из рукава.

– Я управляю довольно солидным закрытым клубом, в котором бывает некоторое количество людей, скажем так, влиятельных. Я не беру высшие политические сферы…

– Еще бы! – хмыкнула я.

– ..но шоу-бизнес, информационные холдинги, киношная богема – вполне, вполне. Попадаются даже одинокие сырьевые акулы – нефть, газ, лес. Те, кто не лишен фантазии. А ты – баба неглупая, это видно. Очень неглупая. Красавица к тому же – сочетание противоестественное. Но иногда даже хочется, чтобы ты почаще раскрывала рот, а не другое место. Здоровый цинизм тоже подойдет. Только без наглости. Ну, и чувство юмора подчистишь. И думаю – ты вполне можешь у нас прижиться. При хорошем раскладе даже стать визитной карточкой клуба. Только слушайся дядю Володю.

– Визитной карточкой? Тогда, если можно, – с кием в руках.

– Играешь? – несказанно удивился Володька.

– Есть такой грех, – набивала себе цену я, – одно плохо – в вашей испанской эстетике ничего не смыслю.

– Это необязательно.

– Маленький нюанс – сколько это будет стоить?

– На прокладки хватит, – сально улыбнулся Володька. – И другие бытовые мелочи. О цене договоримся в следующий раз. Это официальное предложение.

– Я подумаю.

– Она еще думает! Да вы с ума сошли, дамочка. Даже мои знакомые вгиковские бестии никогда не получали таких предложений. А они, скажу тебе, девицы в порядке, и знаю я их уйму лет. А вот поди ж ты… Поймала меня, а я калач тертый и в вопросах женской привлекательности соображаю.

– Я в курсе.

– Ладно, если чашку кофе страждущему не нальют… – Прищурив глаз, Володька взглянул на меня.

– Не нальют.

– ..тогда оставляй координаты. Созвонимся.

Мы обменялись телефонами. Это был тот самый телефон, по которому звонил Нимотси. Я благополучно покинула машину Туманова, который больше не делал попыток сопровождать меня.

…Я заснула мертвецким сном, а проснувшись, провалялась в кровати до самого обеда. Судя по всему, жизнь обещает быть бурной. Набирайся сил, Ева. Кушай манго и авокадо, покупай крем от морщин и водоустойчивую тушь…

После двух начались звонки. Первым прорезался, казалось, никогда не спавший Туманов. Мы договорились встретиться в клубе вечером, он специально заедет за мной, спасибо, очень любезно с твоей стороны… Затем наступила очередь Серьги. Он мутно извинился за изгаженную ночь, попутно пожаловавшись на взрывной марийский темперамент. Я легко извинила его, мы поболтали о клубных мелочах и о сорванном кинжале, который Серьга не помнил, и лишь потом он спросил:

– Ну что, пообщалась?

По злобно-завистливому тону я поняла, что он имеет ИКУ толстого счастливчика Туманова.

– Был грех, – ответила я, – спасибо, что свел с таким экстравагантным человеком.

– Запупырил? – напрямик спросил Серьга. Его видимая асексуальность позволяла говорить в таком покровительственно-циничном тоне с любой женщиной.

– До этого не дошло.

– Я чего звоню… – Серьга воспрял духом. – Может, попозируешь мне? Написать тебя хочу.

Я согласилась. В этом не было ничего подозрительного. Тем более что именно у Серьги как у завсегдатая клуба в самой непринужденной обстановке я могла узнать кое-какие подробности не только о Туманове – он-то как раз интересовал меня меньше всего, – но и о Шуре Шинкареве, которого я знала под почтительным именем Александр Анатольевич. Я попросила Серьгу приехать ко мне, на проспект Мира, – и, похоже, он обрадовался.

Спустя два часа он появился, груженный, как мул, какими-то облезлыми спортивными сумками. А еще через час я уже сидела на импровизированном подиуме в окружении реквизита, привезенного Серьгой. Преобладала глина – кувшины с проломленными боками и сетью мелких трещин; ритуальные фигурки, смахивающие на детали жертвоприношения; совершенно потрясающая кофейная мельница, пережившая не одно столетие. Уйма времени ушла на ткань, в которую оборачивал меня Серьга; фантастические расцветки, способные жаром, идущим изнутри, испепелить не одну человеческую душу. Наконец подходящий тон был выбран.

Серьга засунул в магнитофон кассету эквадорских инков – нежная флейта и гортанные выкрики разреженного воздуха Анд.

– По-моему, ты мне льстишь, – сказала я, когда Серьга углубился в холст. – Я всегда подозревала, что экзотична, но не настолько же!

– Экзотика здесь ни при чем. Я экзотики во ВГИКе навидался – и тех, которые с пальм слезли, и тех, которые гашиш потягивали, что твою приму – индусов всяких да филиппинцев. И даже немок, которые ноги не бреют, – парировал безнадежно гладкий, безволосый Серьга. – Просто мне ясно, что ты совершенно нездешний человек. У тебя лицо странное. Не отсюда, – Из забытых Богом племен Амазонки, что ли?

– И не оттуда. Я выбрал что-то похожее и все равно чую, не то… Лицо другое.

– Другое?