В тихом омуте...

Сергей Волошко был оператором, именно он снял единственную нетленку Нимотси. Серега мне всегда нравился – он был из Ташкента, и Азия безнадежно въелась в его хохляцкое смуглое лицо. Волосы “соль с перцем”, добродушные усы, крепко сбитая фигура из серии “хорошо бы в кровать завалиться и бабенку на рог посадить” – он не мог не нравиться. После института Серега уехал в Питер, хорошо поднялся на клипах и рекламе и даже снял что-то эпохальное одному из ведущих лен-фильмовских снобов. А три недели назад я случайно встретила его в переходе на “Киевской”, – он записал мой телефон, чтобы тут же благополучно забыть и его, и меня.

…Через минуту я уже диктовала Венере из Ташкента свой домашний адрес, а через десять уже была в ближайшем универсаме и закупала продукты. Как-никак, это будет второй человек, переступивший порог моей квартиры, – первым был сантехник, чинивший бачок в туалете.

Я позволила себе посорить деньгами – это оказалось приятным чувством. Я купила рыбы и креветок (привет от Нимотси), белого вина (к рыбе), фруктов (к вину) и мороженого (к фруктам). На этом моя провинциальная фантазия была исчерпана.

Венера из Ташкента приехала через час.

Она позвонила в дверь так же весело и дерзко, как разговаривала со мной по телефону.

И когда я увидела ее на пороге, меня пронзило острое, как игла, предчувствие – в моей жизни начинается новый этап: я даже зажмурилась, так она была красива. Нет, “красива” – это не было нужным словом, тут же педантично заметила я про себя. Я почувствовала в ней тот неистовый вкус к жизни, который когда-то покорил меня в Иване. Этого нельзя было приобрести (какое приобрести, ей от силы девятнадцать, соплячка) – с этим нужно было родиться.

– А это я названивала. – По юному лицу гостьи пробежала тень, ну конечно, она сразу же разочаровалась во мне, бедняжка – Я так и поняла. – Я сразу повернулась и отправилась на кухню, ни разу не оглянувшись, с прямой спиной – что-что, а спину я умела держать так же, как хороший боксер прямые удары в челюсть: знаю, знаю, что не понравилась вам, – ну и плевать!..

– Можешь вымыться с дороги, в ванной полотенце чистое, и горячую воду вчера дали. – Ей необходимо было время привыкнуть ко мне, во всяком случае – убрать гримасу с лица.

– Я вообще самолетом, не успела изгваздаться, – крикнула она из прихожей, и я вздрогнула: “изгваздаться” было любимым словом Ивана.

– Как знаешь…

Я уже сидела на кухне, в своем любимом кресле, купленном после первого сценария. Неначатая бутылка вина на столе показалась мне глупой – кого ты хочешь обольстить. Мышь?.. Я резво подскочила и отлила добрую половину в раковину.

– Ну, как тебе Москва? – банально спросила я, заканчивая манипуляции с бутылкой.

– Ужасно, – банально ответила она, все еще возясь в прихожей.

– А как Ташкент? – Я никогда не была в Ташкенте.

– Еще хуже. Вы где?

– На кухне. – Я снова устроилась в кресле и уже спокойно плеснула себе вина в бокал из французского набора. Бокалы я купила после третьего сценария. Сделала глоток – должно быть, смешно выгляжу, богема сраная. – Можно на “ты”.

Наконец-то она появилась на пороге кухни.

– Хочешь выпить? – спросила я. – Вчера ребята-телевизионщики приходили, осталось. Неплохое вино.

– Вообще-то, я не пью с утра. Узбекская женщина, знаешь ли. – Она легко согласилась с моим “ты”.

– “Венера” – не узбекское имя – Мне оно тоже не нравится. Можешь звать меня Венькой, – она обезоруживающе улыбнулась.

– А меня – Мышью, – ляпнула я. – Близкие друзья так и зовут меня – Мышь.

Мне очень хотелось понравиться ей, заинтересовать, произвести впечатление. И тогда я небрежно достала только что купленный в универсаме табак “Амфора” и трубку вишневого дерева: трубку пару лет назад спер в какой-то лавчонке Нимотси, поигрался с ней пару месяцев и забросил.

Я неумело набила трубку табаком, поднесла спичку и под заинтересованный взгляд Веньки сделала затяжку, – кажется, клюнуло. Женщина, свободно и непринужденно курящая трубку, не может не вызвать интерес.

– Я, пожалуй, выпью, – сказала Венька, – за знакомство.

Мы выпили, не чокаясь, и несколько минут в полном молчании разглядывали друг друга. Вблизи, на освещенной солнцем кухне, она показалась мне еще интереснее: светлые волосы, капризно изогнутые губы, немного тяжелые веки над светлыми, почти прозрачными глазами. Я разглядела все, даже маленький шрам на виске, придающий юному чистому лицу необъяснимую прелесть чего-то необычайного, уже случившегося в ее жизни.

– Ты ведь сценарный закончила? – спросила Венька, проглотив вино как воду.

– Вроде того.

– Занимаешься кино?

– Вроде того. – В горле першило от трубки, но я решила сыграть свою роль томной метрессы до конца.

– Здорово! – Она вдруг покачнулась на стуле и положила ноги на подоконник. – Можно я так посижу?

– Сиди. А ты во ВГИК поступать собираешься?

– Еще не знаю.

– Я могу поговорить кое с кем, если нужно. – Я судорожно перебирала в уме полузабытые вгиковские имена. – Ты работы привезла?

– Какие работы?

– Ну, этюды там литературные, писульки всякие, выявляющие тебя как динамично развивающуюся творческую личность…