В тине адвокатуры

— Что случилось? — обратилась он к швейцару.

Голос ее дрогнул.

— Несчастье, ваше сиятельство! Княгиня, ваша тетушка, скончалась.

— Когда, где? — бросилась она по лестнице.

Опередивший ее швейцар расталкивал народ, толпившийся на лестнице ив коридоре и тщетно уговариваемый полицией разойтись.

Стоявший у дверей первого номера городовой не хотел было пускать княжну, но швейцар объяснил ему, что это племянница умершей, и она беспрепятственно вошла в номер.

— Умерла! Умерла! Где она? — бросилась она в приемную.

— Княжна! — успел выговорить Карамышев, поднявшись из за стола, где сидел вместе с Новским и доктором и допрашивал хозяина гостиницы.

Она на ходу порывисто вытащила из кармана ватерпрува носовой платок, чтобы приложить его к глазам.

Вдруг что-то упало на пол с металлическим звоном.

Все присутствующие подняли головы.

На полу приемной лежал ключ с жестяной пластинкой, на которой стояла цифра 1.

Княжна посмотрела тоже вслед за другими на лежавший на полу ключ и обвела присутствующих помутившимся взглядом.

— Это я, я виновата, я отравила ее! — дико вскрикнула она и как сноп повалилась на пол.

Ее привели в чувство, и Сергей Павлович со строгим выражением лица стал ее допрашивать. Она открыла было рот для ответов, но вдруг остановилась.

— Я не могу отвечать вам теперь, дайте мне успокоиться, дня через два, три я расскажу вам все, все! — сказала она.

Следователь записал ее короткое сознание. Она беспрекословно подписала его.

Он составил постановление об аресте, и княжна Маргарита была отправлена в т-скую тюрьму.

XXII Последнее свиданье

Весть об отравлении княгини и о сознании в совершении этого преступления княжны Маргариты Дмитриевны с быстротою молнии облетела весь город. Баронесса Ольга Петровна Фальк была страшно возмущена, что преступница жила у нее и даже ночь после совершения преступления это «исчадие ада», как она называла княжну, провела под ее кровлей.

В первом номере гостиницы «Гранд Отель» происходили панихиды, на которые собирался весь город. Всем распоряжался прибывший с вечерним поездом в день открытия преступления Гиршфельд.

Он казался убитым этим происшествием.

— Я любил покойную… как мать, — объяснял он всем причину своего горя.

— Я всегда считал ее способной на все, это гордое, злое существо, без сердца, без религии, без нравственных правил — костил он везде княжну.

Узнав по прибытии все подробности сознания и ареста своей сообщницы, он задумался.

«Мне надо ее увидать как можно скорее наедине!» — сказал он сам себе.

«Но как это устроить?»

«С деньгами можно пройти в ад и вернуться обратно!» — усмехнулся он.

Он не ошибся, если не относительно ада, то, по крайней мере, относительно т-ской тюрьмы.

Княжна была помещена в лучшую одиночную камеру. Эта «лучшая» камера была, впрочем, очень неказиста. Заплесневевшие толстые каменные стены были мокры и от них веяло холодом подвала. Половицы ходили ходуном, а в двойных рамах маленького единственного окошечка с железной решеткой стекла были до того грязны, что едва пропускали свет. Деревянный, некрашенный стол, такая же скамья и деревянная же кровать с жестким матрасом, покрытым одеялом из солдатского сукна, и с одной небольшой подушкой составляли всю меблировку этой камеры для привилегированных. Уже две ночи провела Маргарита Дмитриевна в этой камере, но до сих пор еще не могла совершенно прийти в себя. Одна мысль не давала ей покоя.

«Как мог попасть в ее карман этот ключ?»

Она ясно помнила, что отдала его вместе с бумагой Гиршфельду.

«Неужели она второпях только показала его ему и машинально опустила в карман».

Иначе она не могла объяснить себе его присутствие в ее кармане. Мысли ее переносились на Николая Леопольдовича.

Он должен прийти повидаться с ней.

В этом она не сомневалась. Эта мысль пришла ей в голову, когда она хотела начать свои показания следователю, она-то и остановила ее и княжна попросила отсрочку. Она должна видеться с ним прежде, нежели рассказать все. Он даст ей совет, он, быть может, ее выручит.

«Он должен прийти!»

Но кончался уже второй день заключения, а он не приходил.

«Неужели он не придет? Нет, не может этого быть! Он должен прийти».

Вдруг в коридоре раздались шаги видимо двух человек. Шаги приближались к ее камере и наконец остановились у двери. Кто-то шепотом разговаривал с часовым, однообразные шаги которого смолкли. Она слышала, как вложили ключ в замок ее двери. Замок щелкнул. В дверь буквально проскользнул Гиршфельд, плотно притворив ее за собой.

— Ты! — вскрикнула она и бросилась к нему.

— Я, моя дорогая, конечно я, кто же как не я! — страстным шепотом начал он, усаживая ее на постель и садясь рядом.

— Я уже думала, что тебе не удастся пробраться в эти страшные стены.

— Я проберусь всюду, у меня есть ключ, который отпирает все замки, этот ключ — деньги.

— Не говори о них, из за них я здесь.

— Нет, не из-за них, друг мой, не из-за них, а по своей собственной оплошности, ты забыла отдать мне ключ, но это еще ничего. Мало ли как можно было объяснить его присутствие. Зачем же было сознаваться?