В тишине (ЛП)

Войдя внутрь, она сдержанно улыбнулась Сильвии из приемной, надеясь, что избежит беседы. Не важно, что говорила женщина, это всегда заставляло Эдриенн чувствовать себя виноватой. Она могла слышать безобидные фразы: «Как работа? Что хорошего? Прекрасный день, правда? Какие планы на лето? Какой симпатичный костюм…», — но под каждым предложением словно пряталось: «Плохая мать. Тебе следовало оставить своего ребенка дома. Плохая мать».

Сильвия все еще говорила, когда Эдриенн повернулась к ней спиной. Большая часть персонала центра не любила ее, она была уверена в этом. Она казалась им холодной; не обязательно уметь читать мысли, чтобы понять такое. Что ж, возможно, так и было. Возможно, последние шесть лет сделали ее такой. Некоторые люди просто не могли общаться с иными детьми. Ее не могли судить за это. В конце концов, именно за счет таких плохих матерей, как она, у них была работа.

Тупая боль от напряжения уже поселилась в ее плечах, она пошла по знакомому маршруту в комнату Райана, стараясь не заглядывать в открытые двери по пути, но никак не могла удержаться. Такова ее кара: один час три раза в неделю. Она хорошо наказала себя.

Она миновала 11-летнюю Элинор, чьи длинные волосы всегда были тусклы, не важно сколько раз их расчесывали и которую Эдриенн навсегда запомнит, как слюнявую девочку. Свернув за угол, она посмотрела в комнату Майкла уверенная, что он старается вставить пластиковый квадрат в круглую дыру, просто потому что оба предмета были одинакового броского красного цвета. Сиделка Райана, Чери, сказал ей, что Майкл может часами сидеть с квадратом в руке, просовывая его в круг. Эдриенн было интересно, сможет ли ребенок когда-нибудь осознать иронию. Все эти дети были квадратными столбиками внутри круга. Ей никогда не дано было понять, как работающие здесь сиделки не заканчивают свои дни в полном отчаянии. Она была плохой матерью. Она не вынесла Райна более восемнадцати месяцев.

За три двери до комнаты ее сына маленькая девочка, которую она не узнала, уставилась на стену и закричала, когда сиделка попыталась вытереть стекающие по лицу сопли. Эдриенн отвернулась в отвращении, первая «ласточка» ее головной боли громко застучала в затылке. По крайней мере, Райан не кричал. Прямо у дверей, в которые должна была войти, она провела наманикюренными пальцами по гладким волосам и пожелала, чтобы у нее было больше энтузиазма при встрече с ее прекрасным сыном. Нет, Райан не кричал. Он был слишком занят пением. Беспрерывным. День напролет. С момента, как проснется и пока не заснет, едва ли прерываясь, чтобы вздохнуть. Может, будь он потише, она бы выдержала. Может.

Из дверей лилась идеальная имитация Аледа Джонса «Идущие по воздуху»[6]. Диск 1, дорожка 4. Даже она знала их последовательность наизусть. Чертов бывший муж с его коллекцией классической музыки, которую он снова и снова прокручивал, когда Райан был маленьким. Ей даже не нравилась музыка. Слишком знакомая песня миновала ее барабанные перепонки и направилась прямо к отбойному молотку боли в ее затылке, добавив мелодию к его ритму. Проклятый аутичный мозг ее ребенка сохранил каждую ноту, каждое слово, пока его тело не развилось достаточно, чтобы воспроизводить их.

Когда Эдриенн вошла и изобразила улыбку для Чери, пение Райана даже не дрогнуло.

Глава шестая

Мотель типа ночлег и завтрак «Бэй Вью Беверли» не был настолько близко к Кардиффской бухте, чтобы взвинчивать цены, но на достаточной дистанции, чтобы гарантировать стабильную занятость. И все же Гвен не была вполне уверена, что владельцы смогут противостоять обвинению в недобросовестной рекламе, если дело дойдет до суда. По ее мнению, чтобы называться находящимся на бухте, нужно было предоставлять вид хотя бы на какую-то часть бухты, пусть только на мансарды.

Владельцы, мистер и миссис Беверли, обоим по пятьдесят с хвостиком, сидели, потягивая чай в маленькой, чересчур заставленной комнате с пятью или шестью постояльцами, которым не посчастливилось оказать в мотеле в момент утреннего происшествия. Проходя мимо них, становилось ясно, что все потрясены. Даже с расстояния Гвен видела, как старая чайная чашка дрожит в руке мужчины, когда полицейский садился напротив. Она понимала их волнение. Гвен все еще чувствовала себя не вполне в порядке после разговора в больнице.

— Убедись, чтобы мы забрали копии всех документов, — Джек поднялся по узкой лестнице. — Сомневаюсь, что найдем там что-то стоящее, но сейчас все сгодится.

Кивнув, Гвен взглянула на огромный голубой ковер. Он был местами изношен, а плинтус хоть и чистый, но был тонким и дряблым и требовал быть замененным. Наверно, дела у «Бэй Вью Беверли» шли не так уж и гладко. Интересно, как отразится на этом убийство? Не удивительно, что чета выглядела такой взволнованной.