В тишине, перед громом

Это относилось уже к самой Рите: за ней стояла, опираясь на палочку, симпатичная старушка в лиловом платье и с кружевным воротничком и пыталась вздеть на толстый нос пенсне со старинной золотой цепочной. Но рука ее дрожала, и пенсне все время сваливалось. Рита не начала со старушкой спора насчет слов «крайний» и «последний» и не стала доказывать ей, что надо говорить «крайний», потому что «в Советской стране нет последних, все первые», — Рита, доброжелательно оглядев старушку, только сказала:

— Да, бабушка, я крайняя.

Очередь двигалась медленно. Абоненты потихоньку переговаривались, интересовались, какие книги сдают соседи и стоит ли взять себе. Рита огляделась по сторонам.

Старушка, повесив палку на локоть и придерживая злополучное пенсне, листает какую-то книжку — она взяла ее у стоящей позади пухленькой девушки.

— Простите, пожалуйста, что это за книжка? — спросила Рита.

— Фенимор Купер, — с готовностью отвечала старушка, — «Крайний из могикан».

— Интересно? «Последний из могикан» я читала, а «Крайний» — еще нет. Это продолжение?

— Нет, то же самое. Но только одесское издание. Видите ли, милочка, переводчик считал, что среди гордых индейцев не может быть последних.

Ах, какая ехидная, оказывается! А Рита думала, что она и внимания на ее «да, я крайняя» не обратила. И все равно очень симпатичная бабушка. И Рита весело засмеялась ей в ответ.

— Вы что сдаете?

— Пожалуйста, милочка, взгляните. — И старушка легонько отодвинулась, чтоб Рите удобнее было взять с барьера два ее томика.

Рита смотрит на переплеты. Достоевский, «Идиот» — это она уже читала. А это что? Какой-то Лев Кассиль, «Кондуит». И с картинками!

— Наверно, для детей?

— И для взрослых тоже, — уверяет старушка. — Прелестная, остроумнейшая книга. Обязательно прочтите.

— Спасибо, раз вы советуете, я ее возьму.

Значит, она возьмет сегодня этого Кассиля и — как его? — она заглянула в блокнотик — ага, Олдингтона. Так что же еще выбрать? Рита повернулась к соседу впереди, долговязому гражданину в военном. Он по-прежнему читал свою книжку. Рядом с ним на барьере лежал потрепанный толстенный портфель, на нем фуражка.

Рита посмотрела на непроницаемую спину гражданина и тихонько потрогала его за рукав.

— Товарищ, можно посмотреть, что вы сдаете?

Гражданин обернулся.

— Ради бога. — Он расстегнул туго набитый портфель, вытащил и подал Рите три книги. — А мне разрешите взглянуть на ваши?

— О, пожалуйста, очень интересные. — Рита щелкает замочком чемоданчика, придвигает к гражданину затрепанный с торчащими листками томик «Тысячи и одной ночи» в издании «Academia» и Бальзака «Блеск и нищета куртизанок», а сама раскладывает на барьере книжки соседа. Она разочарована: «Милый друг» она прочла давным-давно, «Соть» Леонова как-то принялась читать, но не осилила: сложно… «Илья Эренбург», — читает она на переплете третьей. Рита пальчиком трогает рукав гимнастерки соседа.

— Извините, этот… ну, Илья Эренбург, он интересный?

Гражданин захлопывает переплет.

— О, да, да! Если вы не читали, непременно прочтите. А я, если вы позволите, заберу вашу «Тысячу и одну ночь». Пятый том мне не попадался.

Тут подходит его очередь, и он говорит пожилой библиотекарше:

— Запишите на меня эту книгу, Ирина Осиповна, сделайте одолжение, — вот гражданка сдает. И что вы посоветуете из новинок?..

Он уходит, застегнув свой портфель, высокий, прямой, в гимнастерке, сапогах и военной фуражке без звездочки.

— А на меня — здравствуйте, Ирина Осиповна, — а на меня перепишите «Хулио Хуренито» Эренбурга и «Кондуит». И еще дайте мне Олдингтона «Смерть героя».

Рита уложила книги в чемоданчик, попрощалась с Ириной Осиповной и, мило улыбнувшись старушке, направилась к выходу.

Она не видела, как следом за ней покинул городскую библиотеку высокий молодой брюнет с длинными ресницами.

Однофамильцы

Кирилл показал высокий класс работы. Через два дня в наших руках были довольно подробные сведения об обоих Верманах.

У Павла Александровича Вермана в городской инспекции Госстраха была репутация честного, аккуратного работника, но человека заурядного, без полета. Свое место инспектора он занимал уже много лет. Ни ему, ни начальству и в голову не приходило, что его можно было бы продвинуть по служебной лестнице. За эти годы многие служащие помоложе обошли его, но он вполне довольствовался своим положением и никому не завидовал. Человек он был точный, на службу являлся ровно в девять, приветливо поздоровавшись с коллегами, надевал сатиновые нарукавники и тотчас же принимался за дело. Если ему не надо было идти на свой участок или по каким-нибудь учреждениям, что случалось весьма редко, он не поднимал головы от бумаг до самого обеденного перерыва.