В тишине забвения (СИ)

Обернулась к кровати. Такая хрупкая, беззащитная… трубки тянутся от аппаратов, поддерживающих жизнь в этой девочке. Всматриваюсь в ещё по-детски невинное личико, губки бантиком, щёки немного впалые и бледные, но оно не утратило красоты. Залюбовавшись девушкой, невольно пропускаю момент, когда врач прикасается к аппарату искусственной вентиляции легких. Острая, как скальпель хирурга, мысль тут же пронзает мое сознание — они же собираются отключить приборы.

Почему он бросил меня!? Пульс на экране бился в «истерике», то подскакивая до заоблачных высот, то спадая.

Щелчок…один прибор отключен. Еще щелчок…другой прибор… я замерла, сердце упало куда-то на пол. Я схватилась за грудь… Мое ли это сердце…?

— Остановка дыхания, — тихо констатировал врач, когда насос остановился. — Фибрилляция желудочков, остановка сердца…

Голос врача сухо констатировал, а девушка медленно умирала. Я билась в агонии, не в силах помешать им, а тот, кто смог бы…

Протяжный писк машины возвестил о смерти пациентки, а я смотрела на свои руки, замечая на них капли влаги. Я плачу?

— Что вы делаете?! — раздался громкий голос, такой родной и близкий.

Стало трудно дышать… Задыхаюсь… Хочу жить!!!

Он стоит на пороге, почему не остановит их? Хочу жить… Его пытаются задержать два санитара.

— Уберите руки от нее, — кричит он, видя, как из вен извлекают катетеры.

— Нет смысла продолжать терапию, — глухо ответил врач, — Мозг умер. Она тоже умерла.

Нет! Я жива! Хочу крикнуть, но из горла вырывается только хрип.

— Доктор, смотрите,- ошарашенная медсестра, показала на слабые импульсы на экране. Врач резко обернулся, даже санитары застыли в шоке и ослабили хватку. Тонкая нить пульса на приборе, тихое попискивание, сильнее, сильнее…

— Она дышит самостоятельно, — воскликнул врач, прислушиваясь к дыханию пациентки, — невероятно…

Алексей вырвался из рук мужчин и подбежал к ней…ко мне. Может, когда-нибудь, мы с ней снова станем одним целым, но сейчас я радовалась, глядя на легкую улыбку на губах девушки, видела трясущиеся руки мужчины, когда он бережно взял в ладони ее руку. Сегодня мы обе сделали первый шаг к сближению. Я чувствовала ее зов, она хотела жить и я тоже. И он тоже хочет, чтобы мы жили…

— Через два дня я заберу её в другую клинику,- почти прорычал он,- никто не смейте к ней подходить. Медсестру для ухода я найду сам.

— Но, послушайте,- попытался оправдаться врач, — её отец дал указания…

— Теперь я даю указания, — он сунул по денежной купюре в карманы врача и медсестры, — убирайтесь, чтобы духу вашего здесь не было. А главному врачу я сам обо всем расскажу. А отца у нее больше нет, — тихо добавил мужчина, склоняясь и целуя тонкое девичье запястье.

Отец… Мне нужно вспоминать дальше, чтобы узнать самое главное. Ведь, что-то удерживает меня здесь?! Сколько, они сказали, я лежу в коме? Три месяца, кажется…

Отец… Он позвонил мне только спустя три месяца. Попросил с ним встретиться. Что ему нужно? — гадала я, когда шла на эту встречу. В папин любимый ресторан.

— Здравствуй, папа, — спокойно произнесла я, когда отец поднялся из-за стола. Я кивком поблагодарила менеджера, проводившего меня, а отец отодвинул мне стул. — Спасибо.

Кинула быстрый взгляд на блюда, но вида не подала. Ненавистные креветки. Почему папа всегда заказывает их для меня, хотя знает, что их я не люблю?

— Здравствуй, Анастасия, — поприветствовал меня отец, усаживаясь напротив, — Как поживаешь? Как продвигается учеба?

— Отлично, — спокойно и с прохладцей произнесла я, отодвигая блюдо с креветками, — Меня перевели сразу на третий…

— Наслышан, наслышан, девочка моя, — перебил меня отец, даже не обратив внимания, что я ничего не ем. — Я был на благотворительном концерте в вашей консерватории. Жаль, что ты не выступала, мне было бы приятно.