В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

Дело с моей вещью обстоит так. Она частично обещана Лампе для первого номера «Летописи», которая будет носить заглавие «Белое Дело» и должна выйти в скором времени. Я согласился на предложение Лампе по многим причинам и отчасти потому, что меня об этом просил Петр Николаевич <Врангель>, который этому сборнику покровительствует. В первом же номере будут напечатаны и его, Петра Николаевича, мемуары о Крыме.

Но это не единственная причина. Остановился я на журнале потому, что моя эта рукопись весьма мало газетного свойства. Во-первых, в ней достаточно философствований, а во-вторых, философствования эти такого свойства, что если выхватывать отдельные куски (а это всегда делается, когда печатается фельетонами), то эти куски могут быть идеологически опасны без соответственных антитез. Вы лучше меня знаете почтенную манеру некоторых наших собратов по перу цитировать только то, что им хочется. С журналом это все-таки труднее сделать, хотя Вы, конечно, помните, как мы с Вами печатали «1920 год» и как наши друзья слева воспользовались только тем, что я должен был сказать о падении Деникинщины, и не обмолвились ни единым словом о Врангелевском ренэссансе. То же самое — и о моем предсказании будущей судьбы галлиполийцев, предсказании, сделанном в первой книжке «Русская Мысль», вышедшей, если не ошибаюсь, в марте 1921 года, в статье «Белые Мысли», т. е. раньше, чем я хотя бы слово сказал о «Деникинцах».

Этот урок вынуждает меня к осторожности. Я не собираюсь, конечно, менять ни одной йоты своих писаний из-за недобросовестности политических противников, но я хочу дать им как можно меньше возможности эту свою недобросовестность проявлять.

Вот почему я все время мечтал об «цельной книжке» и только, так сказать, с натугой согласился на Ламповский сборник, и то только потому, что вслед за сборником мне обещана отдельная книжка, которую выпустит «Медный всадник».

Правильно ли я сделал или нет, но это сделано и назад я идти не могу, почему сегодня же отсылаю (только что закончил) Лампе «первую часть» в размере двенадцати глав, которые составляют на мой счет девять печатных листов.

Однако «летопись» Ламповская может вместить только около шести листов по условиям распределения материала. Поэтому три с половиной листа я принужден выбросить. Другими словами, я выбрасываю пять или шесть глав. Примите во внимание, что я говорю только о первой части.

Поэтому разрешите предложить Вам такую комбинацию. Так как из этих шести глав (все они войдут потом в отдельную книжку) можно выкроить довольно интересный и газето-удобный материал, то вот эти выбранные главы можно было бы напечатать в «Возрождении». Конечно, все это крайне неясно, не имея перед глазами всей рукописи. Я пришлю Вам ее (второй экземпляр) через В. А. Лазаревского и Вы сами тогда увидите, что эта комбинация подходит.

Затем остается вся вторая часть, которая войдет в отдельную книжку и на которую «Летопись», по-видимому, не претендует. Из этой второй части можно также печатать в Возрождении избранные главы. <…>

Что же касается материальной стороны, то я с Лампе не торговался, зная, что у него средства минимальные. Тем менее я могу торговаться с Вами. Вопрос для меня состоит в том, кого я в данном случае граблю, Гукасова или Вас. Если Гукасова, то его мне не жалко разорить на несколько лишних сот франков. Если Вы можете меня провести отдельно ввиду сенсационности материала, то тогда я запрошу франк за строчку, ибо, объективно говоря, материал с точки зрения газетной такой, что за ним гонятся вне зависимости от его достоинств[133] .