В то далекое лето

Вместе с ветром об землю ударяются первые, крупные капли дождя, потом сразу начинается проливной дождь, который сильно бьет по кровле дома, по двору, по посуде для воды, откуда пьют куры.

Приятно стоять на балконе и смотреть, как вода по водосточной трубе , журча, льется на землю: слушать, как усилившийся от дождя поток речки Барак Джур, бешено бурлит в низине, в туманном ущелье, слышать в разных концах села тревожные окрики людей. видеть понурые от дождя одиночные деревья, мокрые поля, привязанную кем-то лошадь, которая молча стоит и ждет окончания дождя.

– Знал бы, что пойдет дождь, позвал бы Овика.

– В шахматы поиграть? – спрашивает Аргина.

– Что еще можно делать в такую погоду, кроме, как играть в шахматы? Или ты не хочешь, чтоб я его звал?

– Дурачок. Как я могу не хотеть? – удивляется она.

Про Овика я спросил умышленно, потому что все село такого мнения, что Овик неисправимый парень, даже один раз хотели его исключить из школы. Однако Аргина, а также вожатая Нвард, оказались категорически против. Они выступили на педсовете и строго осудили тех, кто был за исключение Овика. В этот день я был дежурным, после уроков, проходя по коридору, я услышал из учительской голос Аргины и, невольно, остановился: "Я бы хотела еще раз напомнить всем тем, кто требует обязательного исключения Овика Захаряна, напомнить, что, даже в самый трудный, самый тяжелый момент жизни нельзя терять веру в человека, тем более, если человек в возрасте Овика, потому что безразличие по отношению к человеку безвозвратно толкает его в пропасть, – голос Аргины звучал убедительно и уверенно. – Легко исключить ученика из школы, но неужели мы, учителя, после этого имеем право прямо смотреть в глаза его родителям, в глаза людям, и просто, имеем ли мы право жить, дышать и пользоваться дарами жизни, если нас больше не волнуют горе и радость, не то что всех людей, а ученика нашей школы?"

Я бы с удовольствием еще послушал Аргину, но в другом конце коридора, откуда ни возьмись, вдруг выскочила уборщица Варсеник и жестом дала понять, чтоб я убирался от учительской. А вечером дома Аргина сказала маме, что неисправимых людей в жизни не бывает.

Честно говоря, мне эти слова очень понравились, потому что Овик, не смотря на все его недостатки, неплохой парень, мы с ним с первого класса до сих пор дружим. Аргина тогда, еще, сказала, что она сделает все, чтобы Овик стал одним из образцовых учеников школы . Это тоже мне бесконечно понравилось. И теперь, заговорив об Овике, я хотел узнать, не забыла ли Аргина о своем обещании, не изменилось ли ее отношение к моему другу? Нет, не изменилось. Иначе, зачем она должны была говорить:

– Как дождь перестанет, позови Овика.

Овик позавчера тоже был у нас. Они с Аргиной некоторое время занимались оформлением школьной стенгазеты, а потом сыграли несколько партий в шахматы. Аргина проиграла все эти партии. Это было очень удивительно, потому что Аргина в шахматы играет отлично. Но, потом, она сказала, что у нее есть определенная цель. Я не понял, какую цель может преследовать умышленный проигрыш, и ничего не сказал. А Овик, этот тупица, радовался, как теленок и восхищался.

Дождь постепенно прекращается, солнышко, мокрое от дождя, высовывается в углу неба и улыбается. Вдалеке, над горами, перекинулась тонким мостиком цветная радуга, похожая на змеиную чешую, а еще выше, касаясь горных вершин, уже расходятся тяжелые тучи. Я выбегаю на улицу звать Овика.

7

Потом, неожиданно, наступила зима. Все четыре месяца беспрерывно валил снег, дороги закрылись, стали непроходимыми, отрезав наше маленькое горное село от внешнего мира.

Лишь в последние дни марта солнце стало греть землю, вначале холмы, а потом поля и сады. Над селом и дорогами поднимался пар – испарение обильного снега и сырой земли.

Снег быстро таял, как и каждый год весной, традиционно запенилась, забурлила наша речка Барак Джур, неся сверху , со стороны гор, выкорчеванные деревья, мелкие камни. И день и ночь, без устали рычит, бурлит в темном ущелье.

В середине апреля уже не было снега, осталось только воспоминание о его обилии.

Из дальних стран вернулись ласточки, весело закружили над нашим домом. Где-то, в дальнем углу сада, в кустах, запел соловей, ему откликнулась из ущелья мать-кукушка. Не знаю, отчего, вчера целый день у меня не было настроения, а сегодня утром, измерив мне температуру, мама положила на стол какую-то таблетку и наказала мне из дома никуда не выходить, лежать в постели, пить теплое молоко, приняв эту таблетку. Теперь я лежу в постели, а часы прооходят так медленно. Я по одному считаю школьные звонки, ожидая конца уроков. Скоро придет Аргина, и мое сердце наполнится светом и нежностью.

Во дворе шумно открывается калитка железных ворот. "Это Аргина" – радуюсь в уме. Шаги поднимаются по ступенькам, медленно открывается балконная дверь, в дверях показывается Армен с большим букетом сирени. Войдя, он заметно теряется, как видно, он не ожидал в такое время застать меня дома.

– Ты что, Абик, не пошел в школу?

– Нет, – говорю, садясь на край кровати. – У меня ангина.